Трубадура - Дарья Волкова (2020)

Он едва заметно кивнул. А потом поцеловал – как-то совсем иначе, словно его слова, которые на несколько часов, понарошку и ничего не значат – эти слова что-то поменяли между ними. Что-то неуловимое, но, черт побери, важное!

- Ответное признание будет? – он не мог дальше целоваться, не получив ответ.

- Нужно?

Теперь она не прячет лицо. Смотрит прямо в глаза. А такими ярко-синими, как ее, можно смотреть очень серьезно. И прямо в душу.

- У нас же есть только несколько часов. Давай оторвемся по полной, Ту. Все равно завтра утром счет на табло обнулится. Говори.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍У него резкий голос. И улыбка, в которой есть нежданная горечь. И решимость.

- Я тебя люблю, Степа.

- Вот и хорошо. Доказывай давай.

И тут как пошла доказательная база…

Между ними до этого горячо. А теперь – кажется, отпустили все тормоза и сняли все запреты. У них есть эта ночь. Ночь, в которую можно все. Везде гладить, все трогать, везде целовать. Говорить все, что угодно. Завтра счет на табло обнулится, так почему бы и не оторваться здесь и сейчас? И они отрывались.

Степка с изумлением понял, что вполне способен говорить во время секса. Правда, он не помнил, что именно говорил. Кажется, какую-то похабщину напополам со слюнявыми нежностями. Не помнил. Но Туре нравилось. И она в ответ что-то шептала на ухо, хрипло и прогибаясь под ним. Что-то обжигающе горячее – жаль, он не помнил потом, что. Но оно Степке тоже определенно нравилось.

У него довольно давно не было женщины, так что с какого-то момента он мог думать только о собственном удовольствии. И ни о чьем больше. Но, видимо, у Туры не было сладкого тоже давно – потому что она тоже думала только о своем удовольствии. И поэтому у них получилось, да. С первого раза. Разошлись в полминуты в ее пользу. Ощущения – нереальные. Умереть – не встать. Ну правда – не встать. И не ерзай подо мной.

*

Самым удивительным оказалось то, что, отдышавшись, Степка осознал, что все еще голодный. По бело-розовому зефиру голодный - несмотря на то, что они только что такое творили… Ну, вообще в подобных гостиницах звукоизоляция должна быть хорошей.

Он приподнялся на локте. Ту уже перестала ерзать и притихла. И смотрела каким-то напряженным взглядом. Да ладно, тебе же было хорошо.

- Ты жива, любимая? - он легко поцеловал ее в кончик носа. И, не пойми как, но почувствовал ее улыбку. И как она тихонько выдохнула.

Ты чего, Ту, у нас время до утра.

- Я тебя люблю, Ту.

Само произнесение этих слов приносило какой-то извращенный кайф. По идее, важные слова. Очень важные. Но они имеют ограниченный срок действия. И можно уйти в полный отрыв. Совсем оторваться от земли. От правил, разумности и прочей чуши.

Кажется, он пьян. Чем-то, гораздо более сильным, чем алкоголь.

- А ты меня любишь?

У нее удивительная улыбка. И теперь даже глаза в эту улыбку включились. Ярко, искристо.

- Я тебя очень люблю, мой Степка, - тонкие запястья прижались к его затылку. - Люблю сильно-сильно. Я буду любить тебя вечно… - а потом тихо-тихо. – До завтрашнего утра.

Он не хотел ничего слышать про завтрашнее утро. Не теперь. И поэтому поцеловал. И понял, что, в общем-то, можно продолжать. Он готов. Готова ли она? Или подбросить дровишек?

- Знаешь, что?

- Что? – она приняла его слегка поддразнивающий тон. И пока старательно игнорировала движения его пальца от ключицы вниз. Ну сходит он с ума от этого бело-розового зефира, что уж тут поделаешь? Безупречное сочетание белого и розового. И, кстати, не только на груди. Так, ладно. Нижний зефир рассмотрим чуть позже. А пока можно любоваться, как здорово смотрятся его смуглые руки на ее белой груди. Просто одно для другого делалось – явно.

- У нас будут очень красивые дети.