Трубадура - Дарья Волкова (2020)

- Степочка, ты наелся? – мать легко касается его плеча и тут же убирает руку. Они оба пока привыкают к касаниям. Привыкают жить в одной квартире. После того, как его приняли в национальную сборную, мать позвонила и со слезами умоляла устроиться у нее. На спор сил не осталось, и вот он уже вторую неделю живет в доме матери. Занимает диван в гостиной, помещаясь на нем, разобранном, только по диагонали. Ему готовят, стирают одежду и интересуются тренировочным процессом. А он, сволочь неблагодарная, даже имя-отчество вполне себе приятного человека запомнить не может.

Потому что выключено все, что не имеет отношения к игре. И сейчас Степан и на площадке, и вне ее – приложение к мячу. Он не человек, он либеро.

14.4

*

Так и жила. Как-то. Новая работа, старая квартира. На уборку махнула рукой. Готовить тоже перестала. Приезжала домой и падала в постель. И лежала, глядя в потолок и ни о чем не думая. Иногда до нее доносился голос Елены – та демонстративно громко и в коридоре разговаривала по телефону, обсуждая юридические аспекты вопросов наследования. Но дальше этих демонстративных разговоров дело не заходило – ну разве что еще многозначительные загадочные взгляды и дежурные язвительные реплики на кухне. Но там Тура теперь редко появлялась. Ела мало и обычно на ходу, по дороге. А дома только чай, ежевечерний чай, который она накрывала каждый день. Это было то, за что еще держалась. В своем абсолютном сферическом одиночестве.

*

- Как тебе в национальной сборной, большой брат? Как столица?

- Обживаюсь, - Степан, отодвинув штору, разглядывает с высоты одиннадцатого этажа абсолютно чужой и кажущийся крошечным двор. – Вы как?

- Мы хорошо, - хохотнул Лелик. – Готовимся болеть за тебя по-крупному.

Привычным жестом взлохматил затылок. Оброс совсем, на площадке приходится стягивать волосы резинкой. Но даже стрижка не входит в перечень необходимых дел. А вот сказать брату что-то важное – надо.

- Левка, я у матери живу.

Ответная пауза была долгой.

- Понятно.

Нет, ни черта тебе не понятно. И мне непонятно. И сил разбираться нет.

- Она тебя в гости ждет. Очень. Вот я на Европу уеду, диван в гостиной перейдет в твое распоряжение. Будете вместе болеть за меня.

- Степка… ты серьезно? Ты же… - голос брата звучал тихо. – Ты же сам говорил, что…

- Да мало ли что я говорил? – вздохнул Степан. – Что я – ошибаться не могу, что ли? Ждут тебя тут, словом. Ждут и очень любят.

*

Завтра сорок дней. Она обещала поминальный обед для нескольких человек – из числа тех, кто был и в самом деле близок в последние годы деду. Человек шесть от силы. Намекали, что лучше дома, а не в кафе.

Да и ладно. Закажет пирогов, купит конфет и печенья. Пусть посидят старички, повспоминают Павла Корнеевича Дурова. И, может быть, в беспросвете последних дней что-то поменяется. Ну а вдруг? Когда-то же это случится? Должно. Должно случиться.

*

Через неделю они едут на Европу. Первые серьезные соревнования в составе национальной сборной. Он в команде приигрался, притерся. «Как тут и был», - смеется Артур. Вот на встречу с Королем Степа и прилетел. Степану есть что сказать врачу клуба, который дал ему путевку на самый вверх. Есть что сказать, есть за что поблагодарить. И поздравить Артура с тем, что попал в десятку на Бостонском марафоне. И послушать его рассказ. Он соскучился по Артуру. И по Матушу. И по ребятам, и по городу. Он успел полюбить этот хмурый и холодный город. И не смог возненавидеть, несмотря на то, что о его гранит в мелкое крошево разбилось то, что с точки зрения анатомии разбиться не может. Но вопреки анатомии – вдребезги. И истекай кровью, и выживай, как хочешь, и учись заново жить с дырой в том месте, где еще недавно было тепло, где лежала белая ладонь с длинными пальцами, куда ему шептали всякие нежности. А теперь там дыра. Оказывается, люди могут жить с дырой в груди и даже успешно играть в волейбол.