Трубадура - Дарья Волкова (2020)

- В колумбарии. Вернется нескоро.

Незнакомое слово не вызвало никаких ассоциаций в голове, кроме клумбы. При чем тут клумбы? Цветы, что ли, сажает Павел Корнеевич? Тура смилостивилась над его мыслительными страданиями. И он услышал негромкое, но ударившее как мяч на полном ходу прямо в затылок:

- Дед умер.

14.6

Мяч таки догнал его. И дверной проем перед глазами качнулся. А потом вдруг все встало на свои места. И ее изможденный вид. И черная тряпка на зеркале за ее спиной. И слова, и общее ощущение… склепа.

Она смотрела на него из темного проема уходящего за спину узкого коридора. Тонкая, полупрозрачная, будто и не вполне принадлежащая этому миру – миру, где жил Степан, полному звуков: криков болельщиков, ударов рук по мячу, рева тренера, миру, в котором были и краски, и запахи. А по ту сторону порога не было ничего. Только хрупкий силуэт.

Как ты вынесла все это на своих плечах? Одна, с таким страшным горем, с Падлной, которая наверняка не помогала, а только подкидывала проблем. И меня рядом не было. И ты одна все это…

Черт. Черт! Черт!!!

Он шагнул через порог.

- Когда это случилось?

- Завтра сорок дней, - все так же тихо и бесцветно. Как ему это не нравится. Не так Степан представлял себе свой приход сюда. Вообще никак не представлял, если быть точным. Но такое вообразить… А потом он сообразил про цифру.

- Это он, получается… когда я… погоди…

- Дед умер на следующий день после твоего ухода.

Степке остро захотелось ее встряхнуть, чтобы голос перестал звучать как с того света. Но боялся, что она рассыплется от его прикосновения. Просто стоял и смотрел. Пока в голову не пришла страшная мысль.

- Он из-за меня? Из-за того, что я ушел?! Ты ему рассказала, что… Твою же… - он зажал рот ладонью. Зашибись за удачей зашел. Как жить-то после этого?!

- Нет, что ты! – Тура наконец выпала из своего анабиозного состояния. Даже руку протянула, чтобы его коснуться, но одернула. – Дед был в полной уверенности, что мы с тобой… - она сухо прокашлялась. Потерла горло. – Что мы жених и невеста. Как ты ему и… сказал. Он в этой уверенности умер. Ночью сердце остановилось. Просто… просто пришло время. Наверное.

Степан ничего не ответил. Руки опустил и привалился к стене. Черт, ведет себя как впечатлительная барышня позапрошлого века. А ведь Туре пришлось стократ тяжелее. Сорок дней. Сорок. Как ты их прожила, Тучка? Да что спрашивать, все видно – как. Но все же спросил.

- Ты как?

- Нормально.

Другого ответа он и не ждал. И она вопросов не задавала. Смотрела куда-то в середину груди ему. Вид худых опущенных плеч вызывал острую боль примерно в том месте, куда она смотрела. Нет, невозможно тут дальше так стоять и молчать.

- Слушай, я, кажется, у вас кроссовки оставил. Зеленые.

- Да, - она ответила быстро, словно ждала этих слов. Шагнула в сторону и толкнула дверь. – Вот они.

Коробка лежала на кровати. Кровать была застелена тем же покрывалом, что было, когда он жил здесь. И наволочка на подушке… та же.

Степан прошел в комнату. Огляделся. Здесь все так, как было в то утро. Это что-то значит. Но он уже не понимал – что. Он вообще сейчас ничего не понимал, все заполнило острое желание – вернуть то утро. Нет, тот день, накануне, раньше, когда Тура его попросила. Зачем он ей отказал? Ведь все равно же все сделал, как она хотела. А если бы не отказал. И она бы не…

Сорок дней стремительно отмотались на табло. И снова вернулась боль – такая же острая, как в то утро, когда она сказала, а он понял, что это правда. Понять – понял, а принять не смог. До сих пор не смог. И больно так, что вдруг стоять не стало сил.