Птичка - Ann Lee (2022)

— Я понимаю, Виктория, вы девушка честолюбивая, и я понимаю Назара, вы умны, хороши собой, и вам наверняка льсти его внимание, и статус ваш совсем другой рядом с ним, но это должно прекратиться, и желательно без огласки, поэтому я хочу, чтобы вы приняли моё предложение, и спокойно устранились.

Что, замолчала?

Нужно отвечать?

А что сказать?

Про то, как его безумно полюбила?

Про ту невыносимую боль, что принесли мне её слова.

Про что говорить-то?

— Виктория, я понимаю, для вас это неожиданно, но должна вас предупредить, вам лучше со мной не связываться, я растопчу вас, если вздумаете ввязаться со мной в войну.

— В войну? — вяло удивляюсь я. — Зачем?

Она озадаченно оглядывает меня.

— Ваша реакция немного меня озадачивает, должна признаться, — холод в её глазах меняется, там вспыхивает сожаление, — вы действительно его любите?

Нет, только не это. Жалость от неё!

Я смаргиваю и призываю все силы.

— Нет, вы правы, я хотела его на себе женить, и получить, как вы выразились высокий статус, всегда к этому стремилась, — выдаю я, — но вижу что вы мне не по зубам, поэтому я устраняюсь.

Я встаю, но ноги не слушаются, и кислород какой-то горький. Она что-то говорит.

Что тебе ещё-то надо?

— … может всё-таки согласитесь на должность, — сосредотачиваюсь я на её словах, вижу, как она тянет ко мне визитку, — позвоните в течение недели если согласны. Москва перспективный город.

— Да, конечно, вполне вероятно я так и сделаю, — я беру её визитку, отхожу, но потом вспоминаю, не расплатилась за ужин, огромным усилием воли возвращаюсь, обратно, кладу купюру на стол.

— Всего доброго, госпожа Амикян, — звучит жалко, но что сказано, то сказано.

Гелла одаривает меня натянутой улыбкой, и что-то строчит в телефоне.

Я иду, словно в параллельном мире, не видя и не слыша никого, просто вперёд рвусь, словно там мне станет лучше, словно там сердце отомрёт от сковавшей его боли.

Меня кто-то зовёт, я оборачиваюсь.

Фёдор.

— Виктория, что с вами? — он обеспокоенно заглядывает в мои глаза, а потом переводит взгляд выше, сзади грациозно вышагивает Гелла, и в его глазах вспыхивает понимание ситуации.

— Мне пора Фёдор Михайлович, — ещё и его жалости я не вынесу, и обхожу его, быстро мчусь на улицу.

Дышу, дышу, пульс стучит в висках.

Иду, куда не знаю, просто несусь, потому что, если замру, то мысли меня догонять, и я растекусь, прямо посреди улицы, сяду на асфальт и буду рыдать.

— Вика, стой, — я оборачиваюсь.

Опять Фёдор.

Он спешит подойти. Я смотрю вопросительно.

— Давай подвезу до дома, пешком далеко, — и он, не дожидаясь ответа, тянет меня за локоть, к своей машине, возвращая к отелю.

Сопротивляться, сил нет.

Усаживает в свой Мерседес, потом падает рядом и заводит мотор.

Я отстранённо смотрю на вечерний город, и стараюсь не думать, не анализировать.

Только не здесь, только не сейчас.

— Вик, мне очень жаль, — вдруг говорит он.

— Мне тоже, — апатично смотрю на проплывающие за окном улицы.

— Я не мог сказать, Назар мой друг, — продолжал он оправдываться.

— Хорошо, — снова безэмоционально произношу я, даже не делая попытки посмотреть на него.

— Вик, пойми, здесь всё решают большие деньги, Назар вряд ли, пойдёт на нарушение договора с Амикян.

— Я понимаю, — снова отвечаю я.

Федор замолкает, но обеспокоенные взгляды, бросать не перестает.

— Вик давай через недельку позвони мне, решим что-нибудь насчет работы, пока оформим отпуск, — говорит он, когда мы подъезжаем к моему дому.

— Спасибо. До свидания, Фёдор Михайлович, — я неуклюже выхожу из машины, потому что мышцы вновь словно атрофировались, бреду к подъезду.

В комнате стоит два собранных чемодана. Я не раздеваюсь, падаю на кровать, сворачиваюсь клубочком, и приказываю себе не думать о нём больше никогда.