Боярин - Роман Галкин (2017)

— Не могу сказать, — в очередной раз развожу руками. — Сие знание сгинуло в провале моей памяти. Но уверен, что подобного материала вы не найдете нигде в мире.

Хочу еще показать металлическую молнию на ширинке джинсов, но никак не могу придумать, как покорректнее это сделать. Однако следующее заявление князя заставляет меня забыть о ширинке и подумать о собственном здоровье.

— Может, все таки дыба поможет возродить твою память, Дмитрий? Ты даже не представляешь, скольким несчастным сей способ помог.

— Воля ваша, Петр Александрович, — говорю, внутренне холодея, но стараясь сохранять внешнее спокойствие. — Однако я уверен в безрезультатности этого метода, ибо никакими пытками не вытянуть из человека того, что он не знает. А вот ложную информацию получить можно.

— Какую такую ложную информацию?

— А такую, когда сломленный пытками человек начинает соглашаться на все, и говорить все, что на ум взбредет, лишь бы его больше не пытали. Много ли пользы будет от такой информации? — озадачиваю князя вопросом и тут же продолжаю: — Зато от здорового от меня может быть гораздо больше пользы, благодаря сохранившемся обрывкам знаний и прогрессорскому складу моего ума.

Светлейший князь задумчиво смотрит на меня, теребя в руках ботинок. Несколько раз вжикает молнией, удивленно хмыкает, зачем-то нюхает внутренности обувки и, сморщив нос, отбрасывает его к моим ногам. А чего он хотел? Я же почти сутки не разувался.

— Чую я, плут ты, Дмитрий. Однако чем-то приглянулся ты мне. Потому, ежели все равно идти тебе некуда, будешь пока при мне, а там посмотрим. Алексашка, вели завтрак подавать!

Утренняя дорога

После обильного завтрака, на котором я даже не пригубил вина, выхожу вслед за всеми во двор. Судя по тому, что уже совсем рассвело, времени сейчас примерно около восьми часов утра. С удивлением смотрю на стоящую посреди двора высокую карету. На дверях кареты золоченый герб — вижу такой впервые. В обрамлении из дубовых листьев стоит медведь. На его спине сидят два орла: один смотрит в одну сторону, другой — в противоположную. Над грозной троицей парит золотая корона.

— Это чья ж такая карета? — вырывается у меня вслух.

— Чей же ей быть, ежели не Светлейшего Князя? — удивляется моей глупости Федор.

Смотрю на стоящие рядом с каретой сани, в которых вчера ехал вместе с Петром Александровичем, перевожу взгляд на князя. Тот, заметив, смеется.

— Отчего ж я в этот гроб с окошком полезу, когда на улице благодать такая? — вопросом отвечает он на мое недоумение.

За распахнутыми воротами видно множество груженых саней, меж которыми снуют солдаты.

К моей радости, Петр Александрович распоряжается нам с Алексашкой ехать в санях, а сам, мотивируя тем, что ночью воры не дали ему выспаться, скрывается в карете.

Алексашка садится на место кучера, я пристраиваюсь рядом. Теперь-то я расспрошу его подробнее о реалиях сего времени.

Выезжаем первыми. За нами шесть лошадей, запряженные попарно, легко тащат массивную карету. Следом трогается обоз. Среди саней попадаются крытые. Вероятно, боярские. А может, с каким ценным грузом. Но карет больше нет.

Оглядываюсь на двор, из которого выехали. Довольно высокий частокол скрыл от глаз внутренние постройки. Виден только второй этаж здания, в котором провели ночь. Издали у него довольно мрачный вид — посеревшие от времени бревна венцов, маленькие мутные окошки. Чуть правее, на холме видна небольшая деревенька не более чем в десяток дворов. И полное отсутствие каких либо признаков цивилизации — ни столбов с проводами, ни антенн на крышах. А крыши-то соломенные. Только крыша в постоялом дворе крыта то ли какими-то досочками, то ли серой черепицей — с такого расстояния уже не разобрать.