Открыто сердце - Ирина Фингерова

Не далее как вчера с Отто приключилась невероятная история, он вдруг почувствовал жжение на своих руках, настолько сильное, что оно мешало ему сосредоточиться, и тогда, сдернув с себя рубаху, намереваясь узнать, в чем же дело, Отто обнаружил, что вдруг руки его покрылись надписями. Как будто шприцом с чернилами выводили все эти слова у него под кожей, и, наконец, они проявились! Отто и не знал, что думать!

Будучи в полной растерянности, он уж думал было направиться к своему другу и наставнику, но прежде решил прочесть написанное.

Надпись гласила:

«Как все вещи вышли из Одного, вследствие размышления Одного, так все было рождено из этой единственной вещи».

И, по мере обдумывания, Отто перестал ощущать жжение. Надпись перестала быть чужеродной, потускнела немного, но ее все еще можно было без труда разобрать. Прошло несколько минут, и Отто понял, что чувствует благодарность за этот знак, догадываясь, кому он им обязан, но совершенно не догадываясь, как подобное удалось совершить!

Отто и не знал, что думать о Старом Чи. С одной стороны, он был восхищен ясностью ума, мудростью и богатством познаний старика, с другой — здравый рассудок не позволял ему безоговорочно поверить в россказни нового друга. Ведь он утверждал, что живет на этом свете, по меньшей мере, одиннадцать веков!

А наряду с этой его историей о том, как, будучи семилетним ребенком, Чипатиак упал с дерева и разбил себе голову, да так сильно, что чуть не испустил дух, он валялся в тяжелейшем бреду, и ни один лекарь не гарантировал, что он выживет, пока случай не привел в их дом странствующего индейца по имени Чипатиак, и он, приказав всем убраться из дома, сунул себе в уши высушенные комочки глины, дабы закрыть ими слуховой проход.

— Чтоб не мешали крики, — объяснил он едва соображающему от боли Чипатиаку.

Приложив флягу к губам ребенка, старый индеец улыбнулся и произнес:

— Не бойся, я всего лишь уберу лишнее. А если повезет — достану камень глупости из твоей головы и навечно лишу тебя этой благостной обузы.

И вдруг кто-то словно выключил свет в его маленьком мирке… надо куда-то добавить, что это мирок Отто

Много позже Чипатиак поймет, что индеец дал ему выпить макового молока и проявил, таким образом, необычайное милосердие. Конечно, боль была, но она не поглотила все естество ребенка и не выпила все жизненные соки.

Старый индеец достал бритву, обрил голову ребенка с правой стороны, затем извлек из-за пазухи молоток и бутылочку со снадобьем, посыпал голову ребенка порошком из пепла и зеленой плесени и приступил к процедуре. Достав острый нож из огромного своего кармана, он протер его этим же порошком и нанес первый разрез со стороны правой височной области, затем добравшись, наконец, до костей черепа, преодолев преграду из мягких тканей, он поднес молоток голове ребенка и ударил, создав отверстие в черепе.

— Окно в мир готово! — довольно произнес индеец, глядя на истекающего кровью ребенка.

Затем, зашив рану, вновь посыпал голову порошком и полил еще какой-то клейкой жидкостью, а затем стал произносить молитвы и плясать вокруг.

— Мое имя — Чипатиак, — сказал индеец, — запомни его.

Когда ребенок, наконец, проснулся, оказалось, что прошло четыре дня, что чувствует он себя неплохо, и, вскочив с кровати, сразу же потрогал голову и, к удивлению огромному своему, не обнаружил шрама.

— А где же индеец? Старый Чипатиак? — спросил он.

— Арно! Милый мой! — воскликнула испуганно его бедная матушка! — здесь не было никаких индейцев! Ты упал с дерева и уснул!

Повисло долгое молчание, по истечении которого маленький Арно уж чересчур серьезно для своего возраста сказал: «С сего дня именуйте меня Чипатиак!»

А вечером, перед самым сном, он обнаружил у изголовья кровати своей маленький уродливый черный камень.

«Камень глупости!» — понял он. — Значит… это все… правда!