Пепел - Екатерина Бунькова (2017)

— Прости, брат, я, кажется, обидел тебя, — начал я, но не смог договорить: подмастерье привычно развернулся и сунул было раскаленную заготовку в чан, но тут увидел меня, дернулся от неожиданности и вместо того, чтобы спокойно погрузить пышущий жаром металл целиком, лишь цепанул им поверхность воды, как веслом, и взметнул шипящую волну. Вода и так уже давно не была холодной из-за частого использования, а после того, как побывала на раскаленном металле, мигом превратилась в крутой кипяток. И этот кипяток обрушился на мое тело.

Такого я не испытывал никогда в жизни. Взвыв, как собака, попавшая под колесо, я дернулся и полетел на пол, на несколько жутких мгновений превратившись в сплошной комок боли.

— У тебя откуда руки растут, сиволап? — зарычал Эдар у меня над головой. Я не понял, к кому он обращается: сознание залило обжигающее, беспросветное багровое пламя. Оно вгрызалось так, словно меня жалили тысячи пчел. Хуже того: оно растекалось все шире и шире. Я пытался отнять от тела пропитанную кипятком рубашку, хоть и понимал, что уже поздно: мне обожгло грудь, часть живота, левую сторону шеи и даже подбородок.

— Глаза целы? — спросил Эдар, хватая меня за голову огромными лапищами и поднимая ее вверх: он решил, что мне и на лицо попало. Я посмотрел на него, кривясь и стараясь не кричать. Эдар кивнул, бесцеремонно сдернул с меня рубаху и облил меня водой из другого ведра — упоительно холодной, колодезной. На некоторое время я даже ощутил чудовищное облегчение, но когда поток иссяк, боль снова вгрызлась в меня и запульсировала, как огненные сполохи.

— Вставай, давай, — Эдар вздернул меня, как ребенка, и осмотрел. Я покачнулся. Перед глазами потемнело.

— Плохо, да? — выдавил я, стараясь не постанывать и не глядеть вниз, где словно бы плясало живое пламя.

— Да я бы не сказал, — ответил Эдар, и у меня отлегло от сердца. — Жить будешь. Скажи спасибо, что он тебе не на штаны плеснул.

— Да уж. Спасибо, — прошипел я, пытаясь прожечь взглядом косорукого безмозглого идиота, а потом все-таки опустил голову и осмотрел рану. Все оказалось не так ужасно: участок кожи в три или четыре (если считать шею) ладони сильно покраснел, но выглядел довольно безобидно. Я ожидал увидеть голое мясо или хотя бы жуткие пузыри — так сильна была боль.

Эдар тем временем намочил мою рубаху и бросил ее мне на живот. Я тут же прижал ее к пылающей коже, шипя, как змея.

— Иди к Лан, — сказал он. — Пусть она посмотрит.

— Да ладно, — отмахнулся я, совершенно не горя желанием представать перед ней в таком жалком виде. — Не так уж все и страшно.

— Это сейчас не страшно, — возразил Эдар, толкая меня к выходу. — А к вечеру пузыри вздуются.

Меня передернуло: как-то раз я видел такое, когда один из поварят в доме Хель опрокинул на себя кастрюлю со свежесваренной кашей. Он долго орал и дрыгался, пытаясь снять рубаху, а когда все-таки снял… Ладно уж, схожу к Лан. Лучше потерпеть унижение от ее взгляда сейчас, чем когда она будет «любоваться» на мое пузырящееся тело. К тому же, я никогда не считал, что шрамы украшают мужчину. Особенно шрамы от ожогов.

— Давай-давай, — поторопил меня Эдар, весьма обеспокоенный и, похоже, смущенный произошедшим. Да уж, легкую работенку ты мне нашел, ничего не скажешь.

— Эстре? — удивилась Лан, когда я без стука вошел в ее кабинет, еле сдерживаясь, чтобы не постанывать.

— Я тут… обжегся немного, — пробормотал я, отнимая рубаху от груди. Лан глянула и ахнула: неестественно розовое бесформенное пятно отлично просматривалось на белой коже.

— Кто это тебя так? — спросила она, стремительно сокращая расстояние между нами.

— Случайно получилось, — я не стал вдаваться в подробности. Лан повернула мою голову, чтобы осмотреть еще и шею, громко цыкнула, вздохнула и потащила меня в свои покои.