Я и присваивал, беря и подчиняя, решая судьбу девчонки и вписывая её в свою линию судьбы. Сценарий жестокой истории, нашей жизни, бросал мне кость, изголодавшемуся и подыхающему от скуки абакену, как последний шанс отыграться за старое поражение. Забрать и присвоить себе самое дорогое, что было в жизни человека, месть которому превратилась в глобальное желание распылить в пыль весь Союз.

Я осознал, что смотрю на смеющуюся Альтарею со смесью удовольствия и глухого торжества. И ребёнок… так внезапно вклинившийся в нашу жизнь. Помимо прочего он вызывал яростное удовлетворение, что в чреве Альтареи от моих действий и желаний зародилась новая жизнь. Я сделал это сам, повинуясь слепому инстинкту брать то, что принадлежит только мне. Я брал ее без оглядки на что-либо в этом мире и это будоражило тёмную половину моего нутра. Я знал, что буду снова и снова решать за Альтарею, временами создавая у нее иллюзию выбора, я просто никуда её не отпущу. Это дань судьбы мне. То, что я мог вернуть себе по праву. По праву отнятой когда-то у меня жизни.

Я смотрел на её светлые волосы, ощущая, как мой взгляд заполняется сладкой тяжестью обладания, вытесняя лёгкое желание просто созерцать. Пусть Альтарея заполнит дыру, когда-то созданную руками её отца, но вот Союз, породивший подобных монстров, больше не вправе иметь шанс на существование. Я откинулся на старом кресле, наблюдая, как в моей душе рождается успокоение, я был прав во всем, ашер как прав.

***

За те две недели, что Фил находился с нами, моя душа оттаяла, а мир стал казаться идеальным и безоблачным. Мы много гуляли и беседовали обо всем на свете, хотелось лишь одного — чтобы это время длилось вечно и никогда не кончалось. Но, увы, дни неумолимо бежали, наконец, расставив все по своим местам. Фил улетел, с запозданием намереваясь присоединиться к учебному потоку.

На прощанье я крепко обняла его, прижимая острые плечи подростка к себе и, по обыкновению, зарываясь лицом в жесткие, растрепанные, пропахшие травой, волосы. Стоило кораблю скрыться с глаз, как вместо светлых ожиданий, заполнявших меня рядом с Филом, сердце утонуло в тягучей горечи и я не смогла сдержать слез. Тоска нахлынула так резко, что казалось, будто и не было всех этих дней безмятежности и счастья. Почти простого семейного времени, когда нам удавалось собраться всем вместе с Зэлдаром. Большего мне и не нужно. Незримые детали пазла слагались и я чувствовала, что нахожусь ровно там, где и должна быть. Дома.

Мне хотелось и не хотелось одновременно, чтобы мои слезы увидел Зэлдар. Я желала разделить свою грусть с ним, в то же время понимая, что это глупая затея. Черный дальтериец предложит рациональное объяснение и будет прав. Влезть в мою шкуру, ощутить бессмысленную печаль он не сможет никогда.

Вздохнув и успокаиваясь, я пошла по направлению к дому. В конце концов, все в порядке, а Эндо, наверняка, сможет отвлечь меня забавными рассуждениями.

— Грустишь?.. — без предисловий приблизился блестящий шар, застав меня врасплох.

— Иногда люди чувствуют одиночество, — виновато улыбнулась я.

— Одиночество? — непонимающе переспросил он. — Разве такое может быть, когда ты есть сам у себя?!

— Ты прав, Эндо, — вздохнула я. — Нужно быть самодостаточным. Но люди — слабые существа. И всегда ждут напоминания о том, что они дороги кому-то. Кому-то нужны. Я не исключение…

— Достаточно воображения или памяти, чтобы восполнить это, — предположил Эндо. — Наверняка есть люди, для которых Альтарея небезразлична. Нужно это представить. Ты важна. Ты знаешь это. Разве этого мало?

— Увы, да… — покачала я головой. — Иногда воображения мало. Я хочу чувствовать этих людей рядом. Говорить с ними. Ощущать самую реальную жизнь… Прикасаться. Обнимать. Смеяться и плакать вместе. Даже молчать…

Некоторое время мы разглядывали красные пушистые облака над верхушками деревьев. Солнце садилось.

— Альтарее мало компании Эндо, — спокойно резюмировал робот.