Калиновый мост - Ольга Горовая (2019)

— Тише ты! — его лэля явно пыталась утихомирить питомца. — Да, я тоже слышала. Ну пусти же ты, теленок! — видимо, несмотря на радость, пес так и не выпускал хозяйку с вверенной ему территории.

Против воли еще шире расплылся в усмешке. Взлетел по ступеням крыльца, автоматически отмечая, что все вокруг спокойно и нет никаких признаков, будто бы чужой кто рядом. Мимоходом кивнул статуе медведя, «благодаря» за охрану и выказывая уважение. И пусть над ним смеется, кто ни пожелает, у Захара свои убеждения!

— Соскучились? — сам открыл замок и распахнул дверь, понимая, что даже страх отступает, съеживается под натиском этого счастья и радости, ворвавшихся в его жизнь внезапно с появлением Лэли.

— Захар! — жена тут же оказалась рядом, впритык, обхватила его за шею, прижавшись крепко-крепко. — Соскучилась, любимый! — выдохнула ему в губы.

Он сам обнял ее так сильно, что стиснул скорее, опрокинул на себя. Блуд, гавкнув еще раз с каким-то своим, собачьим весельем, ткнулся им обоим в бок, виляя хвостом, и, явно поняв, что теперь свободен, выскочил на крыльцо через распахнутые двери. Захар не звал, пусть набегается. Блуд — крупный и активный пес, ему сидеть взаперти всегда тяжело. И так благодарен был, что тот от Лэли ни на шаг не отходил эти пару часов, пока его не было.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

В груди все еще горячо. Так просто. И так много…

— И я соскучился. Безумно, — признался ей, жарко целуя мягко распахнутые губы. Обхватил руками всю Лэлю, испытывая почти невыносимую, изгладывающую потребность спаять их, неразделимыми сделать.

Оторвался на минуту, отклонился немного, обхватив одной ладонью лицо Лэли. Посмотрел в любимые фиалковые глаза…

И застыл, моментально растеряв благодушное настроение. Тот самый холодок, что леденил душу всю дорогу, вырвался вновь на первый план. Мышцы сводить судорожной готовностью начало.

Потому что в глазах Лэли какой-то дикий, невыносимый для Захара страх клубился. Переливался тревогой и тоской.

Откуда?! Что?! Ведь не тревожило ничего, когда по телефону разговаривали. Сам виноват? Всполошил любимую? Так не проронил же ни слова… Или она то, что у него внутри бушевало, «услышала», уловив, как уже случалось, даже через телефонную связь?

— Ты чего испугалась? Почему дрожишь? — вновь притиснул к себе крепко-крепко, так, что ладонью голову накрыл, заставил уткнуться в плечо ему лицом. — Случилось что-то, моя бесценная?

— Не знаю, — Лэля и сама его крепко-крепко обняла, как с облегчением спрятавшись в убежище плеча Захара. — Нет, вроде бы. Да только после твоего звонка мне так тоскливо стало вдруг, — тихо вздохнула она, признавшись. — Как после того сна про церковь… Но ведь нет никакого повода. А мне точно душу вынули и внутри пустота. И так страшно за тебя было… А еще словно это я виновата! Во всем… — она всхлипнула, совершенно сбив Захара с толку. Попыталась еще глубже зарыться, как под кожу ему забраться.

— В чем виновата, любимая? — начал успокаивающе гладить ее волосы, распуская косу, которую Лэля уже вновь умудрилась затянуть до невозможного, вместо свободной прически, что Захар утром ей сделал.

Распутывал прядь за прядью, растирая кожу под волосами, ритмично, мерно, забирая этот страх и отчаяние, что просто-таки выплескивалось из любимой.

— Во всем! — как-то совсем по-детски отозвалась она, несвойственным себе голосом даже. — И что мама умерла, это ведь из-за меня все. А теперь и на твою голову беду привела. Правду та старуха кричала. Все правы…

Захар уже мало что понимал, вообще. Но от ее слов у него челюсть ломило, как от нарыва.

Мама? Лэля о той не вспоминала и не заговаривала больше с их первой ночи. К чему сейчас? Да и что происходит?!