Влюбись в меня заново - Катя Саммер

Нужен тот, кто имеет больший вес. Тот, кто имеет больше возможностей, больше ресурсов, чем Глеб Борисович. И как я раньше не догадалась?

Набираю номер по фейстайму. Терпение на пределе. Нервно выслушиваю гудки. И вроде бы понимаю, что звоню через полмира, но все равно раздражена. Уже почти отчаиваюсь, когда мне отвечают.

- Да, Аль, привет. И смотри, Алиса рядом.

Я закатываю глаза. Он мне вечно припоминать будет?

- Фил, я звоню, потому что у Марата проблемы. Серьезные.

- Что случилось? – Тон меняется сразу.

- Он подрался. Его посадили на две недели.

- И отец ему не помог? – удивляется Ветров.

- У него сложности как раз с ним и из-за него. Ну… и из-за меня тоже.

Я жду в ответ что-то вроде «всегда говорил, от тебя одни проблемы» и все в таком духе. Но Фил в очередной раз доказывает, что он лучший из нас.

- Рассказывай, - спокойно произносит он.

И я выкладываю все.

Потому как знаю только одного человека сильнее Глеба Борисовича. И это отец Фила.

Глава 37

Марат

Никогда не понимал, как люди мотают срок в изоляции. А оказывается – довольно просто. Нет выхода, вот и адаптируются. Естественный отбор.

Я тоже привыкаю.

В шесть утра по расписанию зажигается свет. Но я сплю еще пару часов, потому что никто нас не трогает. В девять в камеру заходит незнакомый мужик. Из другой смены, видимо. Выгоняет на построение - тупая формальность. Перекличку проводит, жалобы на здоровье спрашивает. Сразу после я сообщаю, что хочу сделать звонок. Парни в другие дни шли на уступки. Этот же морду воротит. Говорит до вечера ждать, блин.

Позже камеры досматривают. Еще один ежедневный ритуал, когда охранники тырят – простите, изымают – из передачек сигареты подороже да продукты повкуснее.

Пока торчу у двери, ко мне чувака приводят. Стоит с постельным бельем в руках, с ноги на ногу переваливается, глаза прячет. Мой новый сосед, видимо.

Малый неплохой оказывается. За участие в митинге несанкционированном сюда попал. Взапой обсуждаем всю несправедливость современных устоев. А потом ему девчонка монополию передает. Рубимся полдня на отжимания.

Когда вечером приходит отец, я не удивлен. После того, как мелкая сказала, что карты заблокированы, а в квартире сменили замки, ни капли не удивлен. С Киром вчера говорил. Тот подтвердил, что клубу жопа. Еще и тачку мою на штрафстоянку увезли. Зацепился с ним снова. Но он послал меня. Знает, что это я его сдал. Возмущался, что к психотерапевту отправили. Вместо реабилитации к мозгоправу – капец, конечно, папа проблемы решает.

Со всех сторон меня подперли, но я не сдаюсь. Даже в комнату для встреч захожу уверенно. Потому что сейчас со мной Аленка – в мыслях, в сердце, за спиной. Хотя до сих пор с трудом верю в это. Все очкую каждое утро, что спущусь на проходную, а передачи для меня нет. Что махнет рукой. А я же без нее совсем свет в конце туннеля потеряю.

Отец стоит у окна, смотрит на улицу. Как всегда, с иголочки одет. Неуместным здесь кажется, будто пепельница в самолете. И все же умеет он подавать себя так, что вокруг люди головы в плечи втягивают. Горбятся и глаза опускают, а он даже не по их души пришел.

Но я его не боюсь. Никогда не боялся. Он знает, поэтому и идет на крайние меры. Не выносит, когда что-то не по его плану. А я ненавижу, когда диктуют условия. Мы похожи. Поэтому и сталкиваемся лбами часто. Но в таких масштабах, конечно, первый раз.

- Здравствуй, сын.

Сажусь, поджимаю губы. Бесит, когда он меня «сыном» зовет.

- Готов ехать домой?

Он без прелюдий переходит сразу к сути. Похоже на отца.

- Если? – спрашиваю.

Знаю, что есть условия. Так пусть открыто говорит, а не намеками.

Он подходит к столу, останавливается прямо передо мной. Смотрит сверху. Садиться явно не собирается, ему нравится превосходство.

- Я уже говорил. Если возьмешься за голову.