Эгоманьяк (ЛП) - Киланд Ви

Четыре месяца назад мой отец пошел к врачу на ежегодный осмотр, и анализ крови показал, что печеночные ферменты отсутствуют. Через два дня ему поставили диагноз «рак печени». Несмотря на то что статистика не была на его стороне — пятнадцать процентов выживаемости на протяжении пяти лет — он был оптимистом. Он пережил месяцы химиотерапии в высоких дозах, превратившие его в больную собаку, все это только ради того, чтобы после окончания последнего курса терапии ему сказали, что найдены метастазы в легком.

— Ага. Я рад, что могу быть здесь ради него. У него хуева туча друзей и бизнес-партнеров, но нет жены, которая бы позаботилась о нем, так что мне нужно было вернуться в Нью-Йорк.

— Я уж начинал было думать, что ты не вернешься.

— Думаю, таким был план Алексы.

Я всегда рассчитывал вернуться в Нью-Йорк, чтобы заниматься практикой отца. Когда я вступил в коллегию адвокатов, Алекса умоляла меня остаться в Атланте еще на год. Это означало, что нужно будет сдать еще один адвокатский экзамен, но я пытался делать ее счастливой, пока она адаптировалась к материнству. Так что мы решили остаться в Атланте еще на один год. Один перетек в два, и так пока мой отец не заболел; я думал, что в планах Алексы было попросить еще об одном годе.

— Она приспосабливается. Любит ходить по магазинам и решила немного поучиться на актерских курсах. По-видимому, это то, чем она всегда хотела заниматься, но не осознавала этого, пока не посетила первое занятие. — Я пожал плечами. — В любом случае это делает ее счастливой.

Роман посмотрел на меня.

— Что насчет тебя? Она делает тебя счастливой?

— Она хорошая мать.

— Как и моя мать. Но это не значит, что я хочу трахнуть ее и застрять с ней на весь остаток жизни.

— У тебя уникальное видение на всякое дерьмо.

— Я трахаю инструктора по йоге, она увлекается всем этим интроспективным дерьмом.

— Уверен, ты с ней именно поэтому. А не потому что она может закинуть ноги себе на плечи.

— Единственное время, когда она нахрен затыкается и прекращает попытку просветить меня бесполезной мудростью — когда она закидывает свои ноги мне на плечи. Мой член действует как затычка в ванной, полной цитат мудрости.

Я усмехнулся, а затем поднялся, хлопнув своего друга по спине.

— Пошли вернемся на вечеринку. Я отморозил себе яйца и хочу проверить Бэка. Там становится слишком громко.

Продвигаясь сквозь растущую вечеринку, я проложил себе дорогу в комнату моего малыша. Такой чертовски милый, даже улыбается во сне. Ладно, возможно, это было подергивание, но его ротик расслаблялся и растягивался в улыбке каждые несколько секунд. Ему, наверное, снились сны о гоночных машинах и винограде — двух вещах, ставших любимыми в последние пару месяцев. Я подтянул одеялко к его подбородку и провел пальцами по мягким щечкам. Господи, я никогда и не мечтал любить кого-то настолько сильно. На мгновение сердце в груди сжалось от мысли, что двадцать с чем-то лет назад мой собственный отец смотрел на меня так же. Мне нужно было, чтобы отец поправился. Я хотел, чтобы он узнал моего сына и научил меня быть таким же отцом, как он сам.

Я не был религиозным, в последний раз я был в церкви во время своей скоропалительной женитьбы на Алексе. А перед этим, по-моему, на похоронах. Но над колыбелькой моего сына висел крошечный крестик. Я смотрел на него ежедневно, но никогда — как на нечто большее, чем декорация.

Не помешало бы попробовать.

Стоя возле кроватки Бэка, я произнес короткую молитву Богу, чтобы присматривал за моими отцом и сыном.

Мы вернулись в Нью-Йорк четыре месяца назад, и этот крестик все время висел на стене рядом с кроваткой. Но когда я открыл дверь, чтобы вернуться на вечеринку, вещица упала на пол.

Я надеялся, что это не было знаком.

Глава 20

Эмери