Джулия мгновенно потеряла всякий интерес к письму. Ей не хотелось ничего слышать ни о поместье, ни о свадьбе, ни о будущей совместной жизни Луизы и Джеймса. Ей была невыносима сама мысль, что сестра скоро уедет, оставит ее, хоть она и понимала, что это неизбежно.

Но больше всего – хотя Джулия боялась в этом себе признаться, – ее угнетало то, что Джеймс женится. Она предпочла бы, чтобы все оставалось по-прежнему, ее раздражали разговоры о скорой свадьбе.

Прошло шесть недель и два дня, прежде чем Джулия смогла встать с постели и попробовать ходить, и ее очень огорчало, что за все это время не видела Джеймса.

Даже ее любимая осень сейчас навевала грусть. Джулия скучала, ей хотелось увидеть его лицо, улыбку, услышать голос. Она вспоминала, как он хмурился, возмущенный какими-либо ее словами, или смеялся, когда говорила что-нибудь смешное.

Зима рано пришла в их края, наступили холода, и конца им, казалось, не будет. У Джулии немного поднялось настроение, когда доктор разрешил ей чаще вставать с постели и прохаживаться по комнате. Приближалось Рождество, но даже это не радовало, как раньше, когда она с нетерпением ждала праздника.

Она старалась изо всех сил поддерживать всеобщее веселье, помогала малышам готовить сюрпризы, а повару печь сладкие пироги и пряники на праздничный стол. Джулия нарезала множество разноцветных полосок бумаги, а младшие братья и сестры склеили из них длинные цепи, которыми затем обмотали кресло отца, так что оно стало похоже на пестрый кокон. Это всех позабавило. Дом украсили ветками вечнозеленых растений, а повседневные сальные свечи заменили ароматными восковыми. Пряные запахи Рождества наполнили дом.

И только Джулия за улыбкой прятала грусть. Ей было холодно и тоскливо в родном доме. Она скучала по сестре, которая теперь почти все время проводила в библиотеке, где строчила длинные письма Джеймсу, и ей было не до нее.

В конце концов Джулия, стремясь к уединению, стала избегать шумных игр детворы, надеясь избавиться от тоски. Однако тоска настигала ее даже в самых укромных уголках усадьбы – на пыльных чердаках и в заброшенных подвалах. Леди Ирвинг как-то раздраженно заметила, что племянница превратилась в призрак, блуждающий по дому.

Но в середине декабря пришло письмо, которое все изменило. В послании Джеймса вновь содержался какой-то длинный список, но на сей раз, дочитав письмо, Луиза нахмурилась с недовольным видом и бесцветным голосом произнесла:

– Нет.

Леди Оливер и Джулия, которые в этот момент находились в комнате и помогали Элизе, Эмилии, Энн и Тому сложить пазл – карту Европы, подняли на нее глаза.

– Что-то случилось, Луиза? – с беспокойством спросила леди Оливер, отвлекаясь от сына, который норовил засунуть яркий кусок картона в рот. – Том, выплюнь Францию изо рта, она невкусная! Эмилия, покажи брату, куда нужно поместить этот фрагмент.

Девочка, вздохнув, отобрала у Тома кусок картона и поместила его в нужное место уже вырисовывавшейся на полу карты. Джулия похвалила ее, а затем снова вопросительно взглянула на сестру. Луиза некоторое время молчала, поджав губы: выражение ее лица было непроницаемым, – наконец вымолвила:

– Я получила приглашение, но не желаю его принимать.

– Приглашение? Куда? От кого? – принялась выяснять Джулия, но тут же осознала свою бестактность и прикусила язык.

– Семья Джеймса хочет, чтобы я провела Рождество с ними в Лондоне, – почему-то решила удовлетворить ее любопытство Луиза.

– Замечательно! – воскликнула леди Оливер, подбросив в воздух фрагмент с изображением Португалии.

Джулия, явно огорченная, тяжело вздохнула, чем заслужила благодарный взгляд сестры.

– Вижу, ты меня понимаешь, дорогая: мне не хочется уезжать из дому. Я ни разу в жизни не проводила Рождество вдали от вас, и, честно говоря, семья Джеймса внушает мне страх. Я плохо знаю его родственников, и мне кажется, что они не питают ко мне особой симпатии.