Грязная любовь - Меган Харт (2011)

Я переступила через ступеньку. Дэн шел следом, почти касаясь меня. Нас сопровождали лица. Моя мать повесила на стены фотографии в деревянных рамках того же цвета, что и пол, с педантичной точностью выверив расстояния между ними. Только одно висело криво, возможно в результате действий чьего-то неосторожного локтя, так как движение на лестнице было двусторонним. Я поправила ее пальцем.

– Это ты?

Щербатая улыбка и хвостик действительно принадлежали мне.

– Да.

– Очаровашка.

Я взглянула на Дэна, подняв бровь.

– Да. Если тебе, конечно, нравятся дети, похожие на обезьянок.

Он засмеялся:

– Очень нравятся. Очаровательная обезьянка.

Мне захотелось поскорее подняться, но Дэн изучил все фотографии. Младшие классы. Фотографии улыбающихся матери и отца с ребенком с ужасными прическами 1970-х и модой на полиэстер. Фотографии спортивных команд и рядом каждого ее члена. Она вывесила так много фотографий, что, казалось, здесь все, но я знала, что это не так. Не было тех, которые напоминали бы ей о том, что у нее было два сына, и уж точно того, который не был в ее глазах совершенством. Словно Чад и не существовал вовсе. Моя улыбающаяся под стеклом рожица была скорее запоздалой мыслью, что, дескать, дочка тоже есть, хотя и не предмет материнской гордости.

Дэн был не глуп. Ему потребовалось всего несколько мгновений, чтобы пробежаться взглядом по стене с фотографиями и заметить, что моих фотографий, в отличие от других, не так много. Лоб у него нахмурился, когда он перевел взгляд с одной фотографии на другую, на объединяющую их улыбку. Улыбка была не моей.

На верху лестницы висела заключительная коллекция. Триптих из трех фотографий. На первой был изображен Эндрю – широкая улыбка, загорелая кожа, сияющие глаза. На второй была я – темноволосая девочка с пухленькими щечками и прыщиками на коже. Без улыбки. Третьей фотографии не было.

– Элли. – Дэн посмотрел вниз, отыскивая взглядом фотографию, на которой я стояла, держа перед собой рыбину, запрокинув голову назад, и заливалась смехом. Фотографии разделяло всего три года, уместившие в себя целую жизнь. – Это ведь тоже ты?

– Да, – ответила я, направляясь к коридору.

Дэн поравнялся со мной и пошел рядом. Ухватив меня за руку, он мягко заставил повернуться к себе лицом.

– Что случилось?

– Я перестала улыбаться. И никто не спросил почему.

Мы стояли так несколько секунд – тех самых, которые могут растягиваться и вмещать в себя вечность. В его глазах мелькнула тень. Я положила руку прямо на дверную ручку, что была позади меня, открыла дверь, переступила порог.

– Хочешь взглянуть на мою старую комнату? – В моих словах вызова было больше, чем приглашения.

– Конечно.

Он зашел следом. Эмоции на его лице сменяли одна другую, пока он оглядывал комнату, в которой ничего не изменилось за десять лет. Сначала интерес, затем настороженность и дискомфорт, но именно мелькнувшая на его лице жалость глубоко вонзилась в мое сердце, заставив его перевернуться.

– Розы, – сказал он.

– Да, розы.

Я спала в комнате полной роз. Розы были на занавесках, на обоях, на покрывале, на подушках. Большие красные розы, словно из какой-то сказки, но даже их шипы не могли удержать монстров на расстоянии.

– Раньше здесь был коврик, – сказала я небрежно, указывая на голый пол. – Но он запачкался. Думаю, она его выбросила.

– Элли…

– Ты можешь звать меня Эллой. – Звук моего голоса напоминал стук камней в окно. Если бросить чуть сильнее – оно разобьется. – Все зовут меня так. Или Элспет – это мое настоящее имя.

– Мне нравится, – сказал Дэн и придвинулся ближе ко мне, словно намеревался обнять, но я отступила от него на шаг. – Но я буду звать тебя так, как нравится тебе.