Джульетта - Энн Фортье

Сиенский собор был полон золота и теней. Множество массивных черно-белых колонн поддерживали необъятный рай, сверкавший мелкими звездочками. Мозаичный пол казался гигантским сборным паззлом из символов и легенд, которые я узнавала непостижимым образом — так порой человек угадывает смысл сказанного на незнакомом языке, — но не понимала.

Собор отличался от американских церквей моего детства так, как одна религия отличается от другой, но я чувствовала, что сердце отзывается на увиденное со странным узнаванием, словно давным-давно я уже бывала здесь в поисках Бога. Неожиданно мне пришло в голову, что внутри Сиенский собор очень напоминает замок с шепчущими призраками из моих снов. Не исключено, размышляла я, жадно разглядывая усеянный звездами купол над безмолвной рощей колонн, кто-то водил меня в этот собор, когда я была совсем малышкой, и это зацепилось в памяти без привязки к конкретному человеку или месту.

Единственный раз я была в храме такого размера, когда Умберто водил меня в Национальный храм Непорочного Зачатия в Вашингтоне после посещения стоматолога. Мне было лет шесть-семь, но я живо помню, как он опустился на колени рядом со мной посреди огромного пола и спросил:

— Слышишь их?

— Кого? — спросила я, сжимая в руке маленький пакет с новенькой розовой зубной щеткой. Он игриво наклонил голову.

— Ангелов! Если будешь вести себя тихо, услышишь, как они хихикают.

— Над кем они смеются? — захотела я знать. — Над нами?

— Они учатся летать. Здесь нет ветра, только дыхание Бога.

— А как они летают? На этом дыхании Бога?

— В полетах есть свой фокус. Ангелы мне сами сказали. — Он улыбнулся при виде моих восторженно вытаращенных глаз. — Нужно забыть все, что ты знаешь как человек. Когда ты человек, ты черпаешь великую силу в том, чтобы ненавидеть землю. Настолько великую, что готов взлететь. Но этого никогда не происходит.

Я нахмурилась, не понимая.

— А как надо?

— Нужно любить небо.

Я совсем ушла в свои воспоминания, думая о редком у Умберто проявлении чувств, когда сзади прошла группа британских туристов. Их гид оживленно рассказывала о множестве неудачных попыток отыскать и раскопать старинную крипту собора, предположительно существовавшую в Средние века и навсегда утраченную.

Я некоторое время слушала падкую на научные сенсации женщину, после чего оставила собор туристам и бесцельно побрела по виа дель Капитано. Дойдя до конца улицы, я совершенно неожиданно попала на пьяцца Постьерла, прямо к эспрессо-бару Малены.

Маленькая площадь обычно была оживленной, но сегодня здесь было приятно тихо — видимо, из-за сиесты и невыносимой жары, как в доменной печи. Пьедестал с волчицей и двумя сосущими ее молоко младенцами был установлен напротив маленького фонтана с распластавшей крылья зловещего вида металлической птицей. Двое детей, мальчик и девочка, брызгали друг на друга водой и носились вокруг фонтана, заливаясь смехом, а несколько стариков чинно сидели в тени, в шляпах, но без пиджаков, ласково глядя на собственное бессмертие.

— Привет! — При виде меня Малена обрадовалась как старой знакомой. — Я гляжу, Луиджи постарался на славу.

— Он гений, — Я облокотилась на холодную стойку, чувствуя себя как дома. — Ни за что не уеду из Сиены, пока он тут.

Малена рассмеялась теплым грудным смехом, снова заставившим меня задуматься о каком-то секретном ингредиенте этой натуры. Чем бы ни была эта составляющая, мне ее остро недоставало. Не просто уверенность в себе, но способность любить себя восторженно и щедро, и душу, и тело, и спокойная убежденность, что каждый мужчина на земле дымится от желания заняться с тобой любовью.

— Держи. — Малена поставила передо мной эспрессо и, подмигнув, добавила бисквит. — Ешь побольше. Это придаст тебе… как это… темперамента.

— Какая хищная птица, — сказала я, показывая на фонтан. — Кто это, орел?