(Не)любимый муж - Анастасия Соловьева

Джанго с Вичером резвятся неподалёку, холодный ветер развевает волосы, а на моих пересохших губах застывает невысказанный вопрос. Кто такая Татьяна? Я хочу узнать, но боюсь услышать правду, к которой окажусь не готова. Вдруг это всё же не родственница, а его бывшая возлюбленная или жена? Хватит с меня одного эмоционального потрясения в виде завистливой Марины.

— У тебя хорошие отношения с родителями? — быстро придумываю другой вопрос, который тоже меня волнует.

— Не особо, — Ярослав больше не улыбается краешком губ. Смотрит вдаль, где голые деревья мерно качаются под завывание осеннего ветра.

— Не отвечай, если не хочешь об этом говорить. Я не настаиваю.

— Мама бросила нас с отцом, когда мне исполнилось два года. Она мечтала стать великой актрисой, а быть родительницей и женой не входило в её планы. Случайно забеременела, а папа уговорил её не делать аборт. Проза жизни, — хмыкает Ярослав. — Меня воспитывал отец и бесчисленное количество нянек. Папа много работал, и я с детства привык к самостоятельности. Не скажу, что сильно из-за этого страдал. В школе у меня было много друзей, я часто приглашал их в свой пустой дом. Мы развлекались, как могли, и почти никогда не скучали.

— А мама? Ты так и не узнал, где она?

— В Америке. Она стала актрисой, только играет в основном в малобюджетных фильмах и третьесортных сериалах.

Я настолько поражена его ответом, что слов приличных не нахожу. Как можно променять родного сына на актёрскую карьеру?

— Ты… ты знаешь про маму? Вы общались?

— Да. К сожалению. Я прилетел в Лос-Анджелес ради встречи с ней. Мы поужинали в ресторане. Нам обоим было неловко, всё же мы чужие друг другу люди. Мама просила никому не рассказывать о том, что у неё есть сын. Якобы это плохо скажется на её актёрской карьере.

— Что? Она вообще нормальная?

— Вполне. Мама счастлива. У неё нет семьи, но она этого никогда не хотела. Ей нравится быть актрисой и прожигать жизнь в Лос-Анджелесе.

— И у неё не дрогнуло сердце при виде тебя?

— Нет. Она только боялась за свой имидж. Её бы возненавидели фанаты, если бы узнали, что она бросила маленького ребёнка.

— Пиздец. Но как так-то? Когда ты с ней общался?

— Почти десять лет назад. Я оставил маме свой номер телефон, почту, домашний адрес, даже страницы в соцсетях. Надеялся, что однажды она передумает и захочет наладить со мной связь.

На последних словах голос Яра срывается. Он качает головой и отворачивается от меня. Я обнимаю его сзади, прислоняюсь щекой к широкой спине. Молчу.

— Она не передумала, — тихо продолжает Яр. — Зато недавно она снялась в голливудском боевике и даже сыграла там значимую роль. Скоро фильм с её участием выйдет в кинотеатрах. Мамины мечты сбылись.

— Ты злишься на неё?

— Раньше злился. Безумно. Но уже отпустило. Она не виновата в том, что у неё не сработал материнский инстинкт. Если бы она не уехала в Америку, то стала бы очередной несчастной женщиной, загубившей свой талант ради семьи.

— Оказывается, у нас много общего, — с грустью признаюсь я, продолжая обнимать Яра. Думаю о своих родителях. Отца почти не помню, а мама променяла меня на мужчину.

— О чём ты?

— Да так, не важно… А с папой вы нормально общаетесь? Он до сих пор одинок?

— Нет, он женился десять лет назад. Мы редко видимся. А если разговариваем, то строго по делу: обсуждаем работу, бизнес, политику, важных городских шишек.

— Спасибо, что рассказал о маме… Даже не представляю, как тебе было тяжело.

Яр оборачивается, перехватывает мои руки и кладёт себе на плечи. Смотрит с такой теплотой и нежностью, что сердце сжимается в груди и заполошно бьётся, не выдерживая силы нагрянувших эмоций. Мне горячо, волнительно, странно. Я больше не прячусь в панцирь, и от этого ещё страшнее. Словно ступаю на неизведанную почву, не зная, погрязну ли в ней, как в трясине, или взмою вверх, почувствовав за спиной отросшие крылья.