Поезд до станции детство - Надежда Волгина (2013)

Танюшка — сиротка, поступившая к ним в детдом пяти лет отроду, когда ее мать алкоголичку лишили родительских прав. Удочерить ее никто не смог, поскольку родня была вся, как на подбор, малоимущая. Весь первый день она провела, забившись в угол в игровой комнате, все время плача и зовя мать. Ту, которая периодически поколачивала девочку, держала ее голодной по несколько дней, пропивая всю зарплату продавщицы овощей в уличной лавке, водя домой посторонних мужиков. Ее малышка считала самым дорогим в мире человеком.

Столько горя в тихом зове, столько любви и отчаяния в голосе. Андрею хотелось подойти к ней и встряхнуть как следует, спросить, что такого хорошего в ее матери-пропойце? За что можно любить ту, которую и человеком-то с натяжкой можно назвать? Как и собственную мать, которую он вовсе не знал. Женщина, что родила его, поступила еще проще — не надрывалась, до пяти лет не воспитывала. Она просто подбросила его, трехмесячного, к дверям детского дома ночью поздней осенью, когда вероятности, что кто-то услышит жалобный писк, не было. Спасибо бабке Марфе — нашла пищащий сверток на пороге, возвращаясь после ночных бдений в часовенке. Если б не она, не лежал бы Андрей сейчас в купе поезда, который вез его из Берлина в Москву.

Поезд дернулся, покидая пустынную ночную станцию. Вокзальные фонари остались позади. Вагон погрузился во мрак, лишь едва угадываемые очертания деревьев мелькали за окном ускоряющего ход поезда.

Андрей отвернулся от окна и вновь улегся на спину, положив руки под голову, пытаясь отогнать воспоминания, настойчиво заползающие в мысли.

Вот, Зинаида Сидоровна подходит к заплаканной девчонке и по-серьезному с ней говорит. Все слова такие правильные, тщательно подобранные, умные:

— Ты уже взрослая девочка, должна понимать все правильно. Твоя мама разрешила пожить тебе здесь, с нами. Посмотри, сколько у тебя друзей. Нас тут много, и никто тебя не обидит…

Девочка смотрит на суровую женщину большими голубыми глазами, до самых краев наполненными слезами. Она ровным счетом ничего не понимает. Ее губы бесшумно шепчут «мама», а из глаз катятся крупные прозрачные капли. Какие друзья? Все здесь чужие. Она просто хочет домой, к маме.

Андрей не может больше наблюдать нечеловеческое горе этого беззащитного ребенка. Он подходит к ней, приседает рядом, берет за руку и говорит как можно мягче:

— Пойдем, я покажу тебе нашего кролика, а еще хомячка и канарейку.

Девочка изумленно смотрит на рослого подростка, держащего ее маленькую ручку в своей надежной, большой и теплой ладони. Робкая улыбка появляется на конопатом личике. Она доверчиво идет за новым другом, который внезапно показался ей лучше всех, что находятся в этой комнате. Теперь ей уже не так страшно.

— Как тебя зовут? — спрашивает Андрей.

— Танька, — отвечает девочка.

Андрей удивляется — разве таких маленьких могут звать «Таньками»?

— Я буду звать тебя Танюха, идет? — она молча кивает, и на лице появляется жалкое подобие улыбки. — Мы будем дружить с тобой. Хочешь? И я познакомлю тебя со всеми остальными.

А девочка уже почти счастлива, забыв о своей потере, о недавнем горе.

Андрей улыбается в темноте купе. Детство — оно не помнит плохого. Его сердце сразу прикипело к этой малышке. Захотелось оградить ее от всех несчастий. Дальше вспоминать не стоит, слишком больно. Он перевернулся на бок в тщетной попытке уснуть. Даже сосед перестал храпеть. Все располагало к спокойному и крепкому сну. Ритмичный стук колес и покачивания поезда должны убаюкивать сознание, а не наталкивать на ненужные мысли…

Вот каша из мальчишеских тел и грязи, мелькание рук и ног. Андрей вытаскивает из общей кучи смеющегося пацаненка с разбитой губой и кровоточащим носом.

— Мишка, глупый, ты же не справишься один со всеми, — ругается Андрей, оттаскивая мальчишку в сторону. — Чего ты набросился на них?

— А чего они меня дразнят цыганом? — продолжая смеяться, говорит Мишка.