Я хочу от него сына - Желана Соколова (2021)

— Может не надо? — фыркаю, находя ситуацию до смешного нелепой.

И тут же хохочу, вспомнив в рифму: «Надо, Федя, надо».

Вслух не озвучиваю, к счастью. Мало ли?

И так. Почувствуй, как говорится, себя Анастейшей Стил*.

— Знаешь, что общего между новой буровой установкой и красивой женской ножкой? — сексуально-низким голосом задает вопрос мой экзекутор.

Его рука в это время скользит от моей щиколотки вверх, до внутренней стороны бедра, вызывая натуральный набег из полчищ мурашек на коже.

— И что же? — задерживаю дыхание.

— Чем выше забираешься, тем больше дух захватывает, — отвечает он, и сразу же смачно шлепает по моей ягодице.

Дергаюсь от его коварности, закусив губу. Усыпил, значит, внимание лаской, гад.

— А-а, — больше от возмущения, чем от боли ахаю, когда он нежно поглаживает отбитое место. — А шейку целовать, а ручки? А ножки?

— Ну, какие поцелуи, детка, если ты сама нарываешься? Это что у тебя тут? Тату? Однако, — задерживает руку на пояснице, рассматривая внимательно мою татуировку чуть ниже крестца.

Напомнил же. Специально её делала в таком месте, что если пожалею, то хотя бы видеть не буду результат собственной дурости. Десять лет назад что-то на меня снизошло, чтобы осуществить подобное. Какой-то бунт в мозгах, честное слово.

Знак бесконечности. Любимое число — восемь, месяц моего рождения, к тому же. "И разница в возрасте с Федечкой", — добавляет язвительный голос в башке.

— Она самая, медвежонок. Что ты удивляешься?

— А такая была правильная девочка. «Ню» нет и не будет», — вспомнил мне мою собственную фразу в переписке, когда я ему так ответила на запрос о фото.

И снова оглушительной шлепок по попе, на другой половинке для симметрии.

— Ай! — вскрикиваю. — Как показала практика, плохие девочки тебе больше нравятся, да, бурильщик?

— Определенно, — гладит снова мою многострадальную попу, а потом прикусывает её зубами.

— Мокренькая, — удовлетворенно замечает, когда его ладонь скользит между половинок, а юркие пальцы стискивают умело и клитор, и вульву одновременно. — Хочешь меня?

Ну только этих игрищ нам не хватало, — закатываю глаза от недовольства.

Видишь же все, что спрашиваешь?

— Трындец, как хочу…покусать, — все-таки мой отважный таракан в башке не дает мне трусить, провоцируя кого-то снова и снова.

— Ах ты, зараза! — подхватывает меня за шею, усаживает к себе на колени, спиной к себе.

Запускаю руки в его волосы. Ну, условно, конечно. Стрижка у Феди суперкороткая. Просто вожу пальчиками по его голове.

Выгибаюсь навстречу сильным рукам. Чувствую его тело каждым сантиметром собственного. Он сильнее сдавливает мне горло правой рукой, а талию — левой. Тянусь к нему лицом, максимально вывернув шею, а он сминает мои губы жестким поцелуем, забирая их в плен. Разводит мои губы языком, углубляя поцелуй. Дыхание смешивается, языки толкаются в неистовой схватке, пока я не сдаюсь, и он тут же сменяет напор на ласку, от которой мое тело пробирает изнутри в сладкой истоме.

И весь возможный кайф обламывает звонок на моем телефоне, от которого Федечка, наверно, скривился, заслышав, не милый его сердцу, рок.

— Я отвечу, отпусти, — шепчу, еле справляясь со сбившимся дыханием.

— Нет, — рычит он.

— Это важно. Придется ответить, — успокаивающе глажу его по бородатой щеке.

— За это тоже отшлепаю, — нехотя отпускает из своих цепких медвежьих объятий.

— Да, пап? — отвечаю уже на второй звонок.

На первый не успела, пытаясь выудить гаджет из маленькой сумочки.

Бурильщик удивленно выгибает бровь. Что? Боится, что мой папаня ему яйца отстрелит?

ДаБожеМой! Папка у меня добряк-наивняк. Прям по Христу, бьют в одну щеку — подставь другую.

— Евочка-девочка, у тебя все хорошо? — явно беспокоится родитель.