Его должница - Олли Серж

— И вам, Анна, — он обходит меня справа, вежливо берет мою руку и целует пальцы. — Мой вам совет. Не принимайте близко к сердцу… Баринов известный бабник.

Он отпускает мою руку и направляется к выходу из зала, а я понимаю, что мне срочно нужно куда-то спрятаться и порыдать. Если уж даже пьяный мужчина с сомнительной репутацией меня только что пожалел, то страшно представить, как жалко я сейчас выгляжу.

Срываюсь к дверям, как будто за мной кто-то гонится, выбегаю в коридор и беспорядочно дергаю ручки всех, попадающихся мне по пути дверей, чтобы найти туалет.

Да, где же ты, зараза?!

Коридор заканчивается тупиком.

Я прислоняюсь к стене спиной и оседаю на корточки, прикрывая лицо букетом, потому что дальше бежать нет смысла.

Слёзы катятся по щекам, и я даже не хочу их вытирать.

Что мне сейчас делать? Вызвать такси и уехать к бабушке? Ну нет! Я желаю высказать Баринову все! Как я любила его, и какой он оказался бесчувственный козлина! Как я его ненавижу! Как я рада, что между нами не случилось ничего серьёзного! И люблю я именно его, но теперь он может засунуть себе эту любовь куда поглубже…

Вот только нужно отрыдаться, а потом смело идти и вершить справедливость.

Как на зло, сумочка с платочками осталась в зале, и мне даже нечем вытереть лицо.

— У вас все хорошо? — неожиданно ко мне подходит женщина в синем костюме. Я быстро идентифицирую по нему команду распорядителей свадьбы. — Вот, возьмите, — протягивает она мне бумажный платок.

— Спасибо, — шмыгаю я ей в ответ носом. — И у меня все нормально.

— Тогда вставайте и пойдёмте, — властно тянет она меня вверх за локоть.

— Куда? Зачем? — от неожиданного напора у меня даже просыхают слёзы, и я послушно встаю.

— Здесь за углом возле туалета есть прекрасная подсобка, — объясняет она мне, утягивая за собой. — Придёте там в себя и вернётесь к гостям. А стены не стоит подпирать.

Я несколько раз спотыкаюсь на своих каблуках от выбранной администратором скорости, но претензий к ней предъявлять я не спешу. Возвращаться в зал и общаться с Алексеем пока действительно нет сил.

— Ну вот, смотри, как здесь хорошо… — женщина буквально вталкивает меня в небольшую комнатку со стеллажами и инвентарем и захлопывает за спиной дверь.

— Горько, горько! — доносится до меня из-за неё.

На глаза снова возвращаются слёзы.

Да, я понимаю, что Алексей непростой мужчина, возможно, даже страшный. Понимаю, что при обычных обстоятельствах даже не посмотрела бы в его сторону, и именно это его очень сильно парит. Такое нелепое благородство: спать с женщиной каждую ночь, присваивать ее прилюдно, но ничего не обещать и не давать мечтать об общем будущем. Давая ей шанс уйти. Или оставлять самому себе шанс на отступление… Я не знаю.

О ком был этот разговор сегодня в кабинете? Почему нельзя было просто все объяснить, не доводя меня до истерики и этого пошлого поступка с Константином? И как быстро он заменил меня на ту, имя которой склонял в разговоре с другом. Лицемер!

Я забиваюсь в уютный угол и просто сижу там прямо на полу, прокручивая в голове все наши отношения с Бариновым, начиная со дня знакомства.

Особенно кипятят кровь и раскрашиваются в новые смыслы моменты, когда Алексей был зол.

До меня неожиданно доходит новая мысль: тогда, в день ограбления ювелирного, когда Баринов меня уволил… он просто меня отпустил. Устранил, чтобы не сорваться. И, наверное, мне не показалось, что он хотел меня поцеловать. Мое тело вибрировало ему в ответ, прижатое к спинке дивана, и отзывалось, правда, я приняла это за страх, но теперь я знаю, что это было ожидание.

А я, как заведённая, повторяла, что у меня есть парень, и чтобы он не смел ко мне даже прикасаться. Потому что он — отвратительный и, вообще, может повесить на меня хоть всю сумму украденных денег и заставить ее отрабатывать, но обвинять в профнепригодности не имеет права! Господи, какая борзая дура…