Беспощадный рай - Джей Джессинжер

— Ага. Многое в ирландском языке так звучит.

Я склоняю голову и рассматриваю его.

— Разве язык не называется «гэльским»?

— Да, но дома мы называем его «ирландским». Он отличается от шотландского гэльского.

Я прекрасно понимаю, что от прохладного утреннего ветерка мои соски затвердели. И понимаю, что это не осталось незамеченным Киллианом. Но мы оба делаем вид, что это не так.

— Скажи одно и то же слова на ирландском и на шотландском гэльском.

Он задумывается на мгновение.

— Áilleacht. Brèagha.

— Это одно и то же?

— Ага.

— Итальянская мафия не допускает в семью нечистокровного итальянца.

— Полагаю, ничего страшного, учитывая, что я не стремлюсь примкнуть к итальянской мафии.

— Я полукровка. Моя мама из Британии.

— Из Лидса, с севера, — соглашается он. Когда я в шоке на него таращусь, он добавляет: — Прекрасная часть страны.

Я использую момент, чтобы собраться с мыслями, а затем спрашиваю:

— А ты провел обширную поверку данных, хах?

Его взгляд смягчается, как и его голос.

— Всю информацию я не получил.

— Нет? Ладно, спрашивай. Что ты хочешь знать? Размер моей обуви? Любимый цвет? В каком виде я предпочитаю яйца?

— Восемь с половиной. Фиолетово-синий. Омлет с беконом.

Оу, и я считала себя умной? Думала, что у меня все под контролем?

Да он через минуту после начала разговора заводит меня в тупик.

Киллиан улыбается из-за выражения на моем лице, затем мягко говорит:

— Кое-что я о тебе не знаю.

— Серьезно? — ерничаю я. — Неужели какой посудой мне хочется запустить в твою голову?

— Как ты выглядишь, когда кончаешь.

Жар растекается по моей шее и подступает к щекам.

— Или как ты смеешься, когда по-настоящему счастлива, а не огорчена. Без сарказма. Или злобы.

Я открываю рот, но тут же закрываю его, не зная, что ответить.

Его голос падает на октаву.

— Или как долго ты будешь наказывать меня за то, что я напоминаю тебе о твоем отце.

Мои щеки начинают пылать еще сильнее. Сердце подскакивает к горлу. Я ненавижу, что он отлично мной манипулирует. Что знает обо мне всякие болезненные, личные факты, которые знать не должен.

Я ненавижу это, и я ненавижу его.

— Всегда, — страстно отвечаю я. — И ты не только напоминаешь мне его. Ты — это он. Просто в другом теле.

— Вовсе нет, милая. Совсем нет.

Легкий след меланхолии окрашивает его тон. Меланхолии, тоски и сожаления. Мы смотрим друг на друга в кричащей тишине так долго, что становится невыносимо. Я отвожу взгляд, пытаясь отдышаться.

— Это платье ты надела, чтобы тоже наказать меня, не так ли? Специально без бра, чтобы я видел то, что никогда не получу? То, что ты знаешь, насколько я жажду, но ты не хочешь мне дать?

Я закрываю глаза. У меня начинают дрожать руки.

— Прекрати.

Он продолжает, и в его голосе все та же нежная ласка.

— Я знаю, что так и есть. И приму это. Какое бы наказание ты ни назначила, я приму все, милая. Потому что уверен, что как только мы преодолеем твой гнев и ты отдашь мне всю себя, это будет стоить каждой пинты крови, которую тебе нужно было из меня выпить.

Я открываю глаза и смотрю на него с яростью, которая нагревает каждое мое нервное окончание и разливается по моим венам.

— Ты тщеславный, невыносимый, заносчивый осел!

— Виновен. Признаю.