Осенние - Ульяна Каршева (2014)

Удивление в её голосе снова заставило отвернуться от стола. От неожиданности открыв рот, я ошеломлённо рассматривала маму, улыбаясь — стоящую на пороге комнаты. В руках она держала громадную охапку знакомых мне лохматых бархатцев, чьи бутоны в электрическом свете казались не просто коричневыми с желтизной по краям лепестков, но чёрными, с притаённой силой тёмного багрянца в сахарно поблёскивающем бархате. Я встала и шагнула навстречу маме.

— Откуда?!

Она вручила мне эту охапку цветов! Нет, вывалила на подставленные руки! Не букет. Это можно назвать только щедрым словом — «охапка»! Даже к носу приближать не надо — такой торжествующе-беспокойный аромат окутал меня, заставляя чуть не смеяться от странных изысканных запахов и цветов, и листвы на жёстких стеблях.

— Принесли, — всё ещё улыбаясь, сама удивлённо сказала мама. — Там ещё яблок громадный пакет. Какой-то парень сказал, что Костя просил передать. Вроде как он перед отъездом позвонил куда-то и сказал, чтобы тебе передавали цветы и яблоки. Сейчас яблок намою и принесу тебе.

Я встала и поспешно заковыляла вслед за нею.

— Ты что? Сама всё сделаю! — забеспокоилась мама.

— Ваза нужна.

— Ох ты… Я про воду-то и забыла.

Честно говоря, ваза — только предлог. Мне неожиданно захотелось увидеть тот пакет с яблоками и убедиться… что он в самом деле есть.

Неизвестно, как это сделал Костя, но он оставил ощущение своего живого присутствия в нашей квартире — и праздника. Нет, яблоки мы покупали время от времени, но такой пакетище!.. На холодный, сочный яблочный запах, постепенно и победно овладевший всеми комнатами, в кухню заглянул даже папа, которого обычно тяжело оторвать от вечерних новостей по телевизору. Пакет стоял на столе — громадный, больше похожий на небольшой мешок, и мы, быстро вымыв крупные, веснушчато полосатые яблоки, с удовольствием захрумкали ими, ахая от неожиданности и едва успевая подхватывать языком и губами сладкий сок, быстро собирающийся по надкушенному в струйки… А мне всё счастливо думалось, что Костя сидит сейчас где-то там, далеко, и с улыбкой поглядывает на часы, представляя, что его заказ принесли к нам домой и что мы собрались вокруг него, счастливые…

Когда я вернулась в свою комнату, мне уже ничего не хотелось делать. Единственное желание — залезть в кресло, обнимая колени — тычась подбородком в них же, и вспоминать. Кресло, стоящее между кроватью и столом с компьютером, оказалось очень удобным и с наплывом гостей пригодилось так, что, кажется, родители забыли потребовать его снова к себе. Впрочем, в их комнате оставалось ещё одно, в котором сидел обычно папа. А ещё родители, наверное, решили, что раз гости зачастили — то лучше не думать о возвращении кресла, пока ситуация не успокоится.

Скосившись на стол, я некоторое время оценивающе глядела на папку с плотными листами — их подсказал мне Женя, узнав, что хочу попробовать рисовать, как и он, — цветными акварельными мелками. И пачка тех же мелков рядом.

Руки вздрогнули — так захотелось нарисовать Костю! Ну да… Снова. Но ведь хочется видеть его лицо! Видеть, какой он сейчас, когда так далеко от меня. Мои губы тронула чуть грустная улыбка: он опять не сказал, что уезжает именно в Канаду. Просто уезжает — это он сказал. И не сказал — надолго ли. Неопределённо — на несколько дней.

Глаза от листов и пачки акварельных мелков отвела. Нельзя. Я не знаю, что происходит, когда его так, без позирования, рисую. Хотя портрет со стены так и не сняла… Посидела, посидела. Снова взглянула… А может…

Звякнул мобильный — эсэмэска.

Телефон на том же столе, перед клавиатурой компьютера. Дотянулась. Взглянула. Губы сами расплылись в улыбке! «Солнышко, ты можешь сейчас говорить?»

Почему он прислал такой вопрос? Почему не позвонил сразу? Или… Он на каком-то совещании, где пока ему не интересно, зато есть время переброситься сообщениями?

«Могу!»

«Перезвоню».