Осенние - Ульяна Каршева (2014)

Костя уже привычно стремительно шёл на меня в вихрях разноцветной листвы. Мне думалось — мой. Мой мужчина-осень… Но осень изменчива.

Коротко — женат. Как обухом по голове.

Я часто-часто задышала, стараясь вдохнуть воздуха, которого вдруг стало не хватать. Зачем?… Зачем он это сделал?! Или… А если виновата я? Если своими рисунками, которыми — думала, спасаю его! — я привязала его к себе, а потом, не посмотрев, что он не свободен, влюбилась в него сама?! И… Если у него есть жена — я развожу их?!

Но тогда при чём здесь Вера?!

Или она что-то знает о Косте? Например, что он собирался разводиться, и тоже претендовала на будущее свободное место спутницы его жизни?

Я схватилась за голову, которую внезапно начало рвать на части резкой болью. Сдавила виски. Закрыла глаза. Нет… Нет, только не это. Сорвать портрет со стены и… А если опять сделаю что-то не то?! Если, после того как сожгу портрет, с Костей снова что-то случится?! Господи, что же делать?! Как жить дальше?! Я же сама жить после этого — без него! — не смогу!

Заглянув в его сосредоточенные глаза, я передёрнула плечами — показалось, они живые. Но нет. Это оттого, что слёзы выступили на моих глазах…

Женька! Он должен знать!

Но… Я бросилась к стопке листов, прикрытых другими листами. Быстро разыскала нужный лист — один из последних. С набатно бьющимся сердцем заглянула уже в глаза Валеры… Живые. Чуть не заплакала. Из-за себя бессовестной: вспомнила о Валере, только после того как мне понадобился его брат! Бессовестная…

Звонок мобильника, недавно переключённого с «тишины».

Нет, только не от него… Пожалуйста, Господи… Только не от него!

Женя

— Да!

— Алёна, я не звонил, но… — торопливо заговорил Женя. — Сегодня нам позвонили: Валера в больнице с ожогами — тяжёлыми, но не опасными. Глаза — в норме!

Я затряслась от рвавшихся наружу слёз, но снова проморгалась.

— Женя! Женя! — горячечно зашептала я, чуть не в панике оглядываясь на дверь, которую только что лихорадочно закрыла. — Женя, у меня… У меня… Нас с тобой сфоткали, когда мы были у тебя в машине. Меня шантажируют, Женька! Что делать?! И ещё… Не сочти меня дурой и сволочью, у тебя несчастье, а я о своём… Женя, не обижайся, пожалуйста, не обижайся, только не бросай трубку! Женя, он женат?! Пожалуйста! Женя, я тут с ума сойду!

— Закрой. Рот, — размеренно и чётко, как глухой, сказал Женька.

Я замерла. Прислушиваясь к тишине в трубке, я безнадёжно думала: сейчас он скажет что-нибудь матом и отключится. Услышала — или показалось, что услышала, как он учащённо дышит. Потом Женька сказал:

— Не уходи далеко. Я сейчас позвоню и узнаю. Хорошо?

— Ага…

Меня трясло так, что я бросила трубку, мокрую от пота, выступившего на пальцах, — так её сжимала… Села на кровати и качалась из стороны в сторону, ни о чём не думая, только механически повторяя: «Он сейчас позвонит и всё узнает… Он сейчас позвонит…»

Звонок, негромкий и привычный, раздался так вдруг, что я отшатнулась, а потом кинулась на мобильник, словно боясь — он взлетит и удерёт от меня, если я не успею его поймать. Женя. Неужели он уже знает?… Трубка выскользнула из мокрых пальцев — так я испугалась, что он сейчас скажет — всё правда!

— Алёна, не психуй. Он никогда женатым не был.

Я посидела, успокаивая дыхание и сердце, подошла к окну, открыла раму. Холодный ветер налетел успокаивающей сырой прохладой, напомнившей о будущих дождях, и я смогла вздохнуть полной грудью. Хотя горло всё ещё чувствовалось зажатым до боли. Подняла мобильник. Трудно выговорила:

— Женя, прости… И спасибо.

— Вместо спасиба ты мне сейчас расскажешь про шантаж. Всё и в подробностях.

За этим деловито сухим тоном я увидела холодные глаза Жени.