Из жизни звезд - Джиллиан Карр (1995)

Моника взглянула на снежинки над горбатым стеклянным потолком и вдруг поняла, что мерцающие алмазы над головой — это звезды. Они казались настолько близкими, что их хотелось потрогать, и такими яркими, что слепили глаза.

— Мне кажется, я готова остаться здесь навсегда, — вздохнула она.

— А что, жизнь настолько плоха?

— Ну, конечно же, нет. — Моника попыталась снова напустить на себя суровость. — Просто меня беспокоит состояние здоровья матери, а мне нужно через несколько дней уезжать, неважно обстоят дела с журналом, а мой жених ведет себя как ско… простите, не обращайте внимания. — Моника закусила губу. Какого черта она все это рассказывает Питу Ламберту?

— Я знаю, что вам нужно.

Моника нахмурилась. Ну ясно, что он посоветует. Найти хахаля. Мужчины всегда считают, что хороший хахаль залечит все раны.

Прежде чем она успела что-либо сообразить, Пит положил одну руку ей на талию, а другой взял ее правую руку. Грянули звуки зажигательной русской мелодии «Очи черные», и Пит повел Монику в вальсе.

— Вам нужно танцевать, Моника Д’Арси! Не думайте ни о чем, просто двигайтесь. Танцевать — значит выпустить душу на волю! Легче становится сердцу, проходит боль.

— Я не нуждаюсь в утешениях, мистер Ламберт! Я крепкая и могу самостоятельно справиться со своими проблемами.

— Да, крепкая, — пробормотал он, покачав головой. Моника ощутила силу его мозолистых рук, когда они вихрем закружились на гладком полу. — Крепкая, как застывшие взбитые сливки.

Моника вздрогнула. Еще ни один мужчина не замечал ее уязвимости. Все полагали, что она сделана из железа. Взбитые сливки? О да, сегодня мистер Ламберт попал точно в цель. В глубине души она чувствовала себя слабой и сделанной отнюдь не из железа.

Она в волнении предприняла попытку освободиться от его объятий, но он удержал ее.

— Что вам не по душе, графиня? Что не нравится?

— Поздно… Нужно проверить кое-что наверху.

— После окончания песни.

Когда музыка замерла, Пит отпустил ее. Монике показалось, что она потеряла опору, когда перестала ощущать прикосновение его рук и тепло его тела. Ей не удалось разгадать выражение его глаз.

— Вы были… очень любезны, — она произнесла это чопорно, словно школьная директриса. Почему она с таким трудом находит слова? — Спасибо, что вы свозили мать в больницу.

— Не за что. Я просто обожаю Мирей. Она совершенно необыкновенная леди.

В его глазах отразилась озабоченность. — А вам обязательно надо поспать… Я завтра заскочу… Если вы не уедете в город.

— Ни в коем случае.

Он кивнул, окинул взглядом почти совсем отделанную террасу.

— Еще один слой краски — и я больше не буду мозолить вам глаза.

Он надел кожаную куртку, валявшуюся в углу, вышел через дверь террасы и не оглядываясь зашагал под ветром и снегом.

Моника наблюдала за ним, пока он не скрылся среди деревьев. Несмотря на сегодняшние события она чувствовала себя удивительно расслабленной. Она твердо решила сегодня не думать ни о Ричарде, ни о журнальных проблемах. Как советует Скарлетт О’Хара, она подумает об этом завтра.

Моника приоткрыла дверь в комнату матери и увидела, что та спит. Maman была похожа на маленькую куклу. Сиделка, юное пухлое создание с жесткими рыжими волосами, заверила ее, что мать чувствует себя неплохо. После этого Моника направилась через холл в свою комнату. У нее не было больше сил даже для того, чтобы почистить зубы. Она легла на пуховую кровать, поставила в проигрыватель компакт-диск Пита Ламберта и заснула под пение трех теноров с ощущением, что вальсирует под падающими снежинками.

Она не поехала в город ни на другой, ни на третий день. Звонил Ричард, звонила Линда, звонили из офиса. Моника сидела на телефоне восемнадцать часов в сутки.