— Они великолепны! — воскликнула Мирей, когда Моника вынула из голубого бархатного футляра тарзанитовые серьги-слезки с бриллиантами. Моника вдела их в уши матери и поднесла ей зеркальце в оправе из слоновой кости, чтобы Мирей могла полюбоваться игрой тарзанита на свету.

— Я обратила внимание на то, что терраса еще не окрашена. Где же был все это время мистер Ламберт? — будничным тоном спросила она. — Он что, покинул вас?

— Нет, конечно. Он был у нас в День Благодарения, но решил, что мне не следует дышать запахами краски. Он сейчас реставрирует усадьбу Паркера.

— Он такой душка, — заметила вошедшая Дороти. Вместе с таблетками, которые Мирей должна была принимать в восемь часов, она принесла с собой запах гардений. — Он никогда не приходит без какого-нибудь подарка для вашей maman. Вчера, например, он принес вот это, — добавила няня, показав на изящный томик французской поэзии.

«Слава Богу», — подумала Моника, вспомнив при этом, как он осматривал ее сверху донизу в кухне. Хорошо, что он не появится в ближайшие дни. На время этого уик-энда Ричард уехал на Западное побережье, чтобы дожать Теогастуса и заключить с ним сделку, и Моника намерена побыть здесь с maman и заняться делами, которые накопились за период ее пребывания на Мауи, так что она не могла тратить время на этого несносного эгоиста.

Однако на следующий день, устав от работы, она не заметила, как оказалась на мостике, от которого тропинка вела к усадьбе Паркера. Надежно защищенная от холода норковой шубкой, она наслаждалась морозным воздухом и любовалась сосульками, сверкавшими на ветвях словно бриллианты.

Моника подошла к развилке дорог, откуда открывался вид на усадьбу Паркера. Ее колебания длились лишь несколько мгновений, после чего она решительно двинулась вперед. Со старой усадьбой произошло настоящее чудо. Куда-то подевались выщербленные кирпичные стены, разболтанные ставни, заросшие дикой травой газоны, отчего она напоминала декорации из фильмов Стефана Кинга, изображающие живописные развалины.

Сейчас усадьба являла собой шедевр простоты и великолепия. Это было произведение искусства из красного дерева и гранита с огромными застекленными окнами, выходившими на двухэтажную крышу, нависшую над бассейном и садом с аллеями, кормушками для птиц и соляными лизунцами для угощения забредающих из лесу оленей. Позади занесенного снегом забора Моника увидела флигель, заново отделанный тем же красным деревом, из трубы вился дымок.

Потрясенная увиденным, Моника подошла поближе.

— Ламберт! Эй, Ламберт!

В общем-то она не ожидала, что он ответит. Да она и не знала, хочет ли он этого. Внезапно Моника почувствовала, что о ее спину ударился снежок. Она обернулась.

Второй снежок попал ей в плечо.

— Ах, черт! Промазал! — Пит нагнулся, чтобы зачерпнуть снега для нового снежка.

Он не успел его бросить, потому что плотноспрессованный снежный комок поразил его в лоб.

— А я нет! — закричала Моника и, повернувшись к нему спиной, бросилась наутек.

Бой разразился не на шутку. Словно десятилетние сорванцы они кричали, прятались за деревья, перебегали от одного дерева к другому, пока наконец Пит не поймал ее и не умыл ей лицо снегом, который зачерпнул другой рукой в кожаной перчатке.

— Наелась?

— Ну, Ламберт, погоди! — пообещала Моника.

Он засмеялся и поднял ее на ноги.

— Мир? — Они подошли к флигелю. — Я знаю, как вас согреть, — сказал Пит.

Он налил горячего кофе в кружки и плеснул туда немного амаретто.

— Замечательно, — вздохнула Моника, оглядевшись вокруг.

Флигель поистине впечатлял. Убежище с высоким потолком и грубо отесанными балками. Вверху видна была открытая антресоль со встроенной кроватью, которая нависала над просторной жилой комнатой внизу, где находился отделанный глазурованным красным кирпичом камин. Пол был выложен таким же красным кирпичом и застлан толстыми коврами.