— У тебя много способов, государь, разрешить это затруднение. Ты можешь отрубить мне голову. Или усадить меня рядом с собой. Тогда в тюрбане ты будешь гораздо выше меня.

— Пусть так, — произнес султан, чуть подумав и решив не злиться. — Садись.

Раб сложил длинные ноги и уселся на роскошные шелка около грозного повелителя, который передал ему жареного голубя. Алькаиды, советники, свита

— все, вплоть до султанш — возмущенно зашептались. Мулей Исмаил окинул взглядом окружающих.

— Что вы там бормочете? Разве вам не подали мяса?

Один из визирей, Сайд Мухади, испанский ренегат, раздраженно ответил:

— Нам не еды жалко, государь. Прискорбно видеть, что рядом с тобой сидит вонючий раб.

Глаза султана грозно блеснули.

— Почему я обхожусь с вонючим рабом, как с равным? — спросил он. — Вы этого не знаете? Так я объясню. Потому что никто из вас не соизволит запачкаться и вникнуть в их дела. Если рабы хотят просить о чем-то, они вынуждены обращаться прямо ко мне. А потом мне всякий раз приходится наказывать их за дерзость. Так я по вашей милости теряю рабов… Разве не ваша обязанность посредничать между ними и мной? Не твоя, Сайд Мухади, не твоя, Родани? Ведь вы были когда-то христианами. Почему не ты, Сайд Мухади, попросил меня пригласить попов? Тебе не жаль твоих бывших братьев?

Мулей Исмаил разгорячился, пока говорил, но испанца это не смутило. Он был военачальником султана в битвах с мятежниками и знал, что его положение крепко. Офицер Его величества Филиппа IV, он отправился в Южную Америку с войсками экспедиционного корпуса и был пленен берберийцами. Марокканский монарх быстро оценил дар стратега во время отступления в горах. Хуан ди Альферо начал эту кампанию рабом, а закончил во главе отряда янычаров. Мулей Исмаил пожелал привязать офицера к себе и пыткой заставил перейти в ислам. На велеречивые упреки султана он ответил, кинув презрительный взгляд на пленников-христиан:

— Я отрекся от самого повелителя и не нахожу нужным обращать внимание на его слуг.

Глава 14

— Мне позволено есть, государь? — смиренно спросил Колен Патюрель, ожидая с голубем в руках. Сейчас, после многолетнего недоедания, он испытывал муки, достойные тех, какие любил измышлять Мулей Исмаил. Ведь желудок раба-нормандца давно не знал такой благодати.

Его вопрос опять вверг султана в один из обычных приступов ярости. Он заметил, что алькаиды принялись за еду, не дожидаясь его, и разразился потоком ругательств.

— Ешь! — прорычал он нормандцу. — А вы, обжоры, перестаньте набивать брюхо! Можно подумать, что вы — рабы, живущие на хлебе и воде, а не богачи, обирающие меня.

Он приказал страже отобрать у свиты и отнести все, что осталось, рабам. Алькаиды хотели, по меньшей мере, оставить на месте начатое блюдо, говоря, что христиане недостойны есть с того же подноса, что и султан. Но тот повелел отнести блюдо со всем, что на нем было: курами, голубями и рисом с шафраном.

Пленные набросились на королевские дары, и разыгралось настоящее сражение голодных псов у кормушки. Анжелика с жалостью смотрела на несчастных, униженных рабством и лишенных надежды. Среди них было немало дворян, священников, знатных и достойных людей, но нищета уравняла их одинаковыми лохмотьями. Она увидела их худобу и вспомнила о мэтре Савари, чьи пальцы показались ей сухими и жесткими, как прутья. Бедняга буквально умирал с голоду, а она даже не догадалась дать ему марципан!..

Со своего места она могла расслышать беседу султана и нормандца и почти все поняла. Она призналась себе, что бурная жестокая натура Мулея Исмаила одновременно притягивает и отталкивает ее. Укротить человека такого рода было равносильно приручению хищного зверя, который останется хищником, вечно готовым к прыжку и охочим до крови.