Неукротимая Анжелика - Анна Голон, Серж Голон

Едва перевели это распоряжение, как среди мавров и турок поднялся крик негодования. Пожилой человек с красивым арабским лицом и выкрашенной хной бородой вышел вперед, отчаянно протестуя. Корьяно перевел:

— Он говорит, что справедливость Господня сама сделает выбор между верными и неверными.

Д'Эскренвиль опять усмехнулся.

— Вижу, дети мои, что плен и рабство не останавливают споров из-за веры. Ну что ж, пусть этот старый муэдзин и бросит ракушку. Если выпадет орел, значит, он сам указывает на жертву среди своих единоверцев.

Старик повернулся к подымающемуся солнцу, три раза простерся ниц и произнес несколько слов.

— Он говорит, что если Бог выберет для расплаты мусульманина, то он сам примет смерть, потому что он мулла, то есть алжирский священник.

— Ладно! Но хватит кривляний. Бросай ракушку, ты, старая обезьяна!

Мулла подбросил легкую раковину.

— Орел! — д'Эскренвиль разразился истерическим смехом. — Ах ты, старый притворщик! Повезло тебе, сумел выиграть. Теперь пусть христиане выбирают своего священника. Что? Давайте, давайте, где тот, кто вас благословляет? Ни одного священника? Так-таки нет священника?.. Нет священника? — кричал д'Эскренвиль с безумным смехом. — Тогда устроим другую потеху. Пусть судьба выбирает между самым старым и самым молодым из рабов-христиан. Ну, не моложе десяти лет. Я все-таки не Минотавр.

Воцарилась мертвая тишина, потом раздались женские вопли, матери старались укрыть своим телом прижимавшихся к ним мальчишек-подростков.

— Поторапливайтесь! — рявкнул д'Эскренвиль. — На корабле правосудие совершается быстро. Выходите сюда, а то я…

Эту исступленную речь прервал сильный глухой взрыв, раздавшийся в глубине корабля. Все были ошеломлены. Потом раздался крик:

— Пожар!

Над кормой поднялось облако белого дыма, вырывавшегося из вентиляционных отверстий. Рабы заметались в панике, но бичи сторожей быстро навели среди них порядок.

Д'Эскренвиль со своим помощником бросились на корму.

— Чья первая вахта? — проревел он.

Несколько испуганных матросов вышли вперед.

— Четверо к люку — поднять его, еще четверо спуститесь вниз и посмотрите, что там творится! Дым идет из отсека, где лежат припасы, возле камбуза.

Никто, однако, не шевельнулся. Все словно окаменели.

— Это дьявольский огонь, ваша светлость, — пролепетал один из матросов. — Посмотрите, какой дым, это не наш, не христианский дым…

Действительно, вырывавшиеся из люка струи дыма тяжело тянулись над самой палубой, они были то густобелые, то расплывались, словно туман над болотом. Д'Эскренвиль сделал шаг вперед и протянул руку ладонью вверх, согнув ее горсточкой, потом поднес к носу.

— Странно пахнет…

Опомнившись, он выхватил пистолет из-за пояса Корьяно и заорал:

— Сейчас пущу вам всем пули в зад, если не спуститесь вниз, как приказано.

В эту минуту среди клубов пара люк приоткрылся. Все закричали, и сам д'Эскренвиль отступил на шаг.

— Призрак!..

— Выходец с того света!

Из самого густого клуба дыма вышла фигура, закутанная во что-то белое и влажное, и глухой голос произнес:

— Прошу вас, господин д'Эскренвиль, не беспокойтесь. Это ничего, вовсе ничего… Не стоит вашего внимания…

— Что… Что это значит? — прорычал растерявшийся пират. — Ах ты, проклятый алхимик! Мало того, что все утро мы тебя проискали, ты еще пожары устраиваешь у меня на борту!

Фигура медленно выпутывалась из белого кокона. Сначала появилась голова и бороденка Савари, потом он чихнул, закашлялся, снова укрылся своим саваном, протянул руки, жестикулируя, и наконец скрылся в люке, захлопнув его за собой.