Неукротимая Анжелика - Анна Голон, Серж Голон

— Трубку с гашишем. Он курит, потому что думает о чем-то, чего ему не достать.

В каюту заглянул одноглазый Корьяно и, стараясь приветливо улыбаться (в его разинутой пасти виднелись черные остатки зубов), посоветовал молодой даме подняться на мостик, где воздух лучше и свежее, полезнее для выздоровления.

Эллида набросила на плечи Анжелики легкое покрывало и усадила ее на бухту каната возле дверцы, за которой спускали трап, прямо напротив острова. Поднялся легкий чудесный ветерок, и они долго сидели, любуясь живописными красками неба и моря.

Потом к ним подошел маркиз д'Эскренвиль. У него хватило хитрости не пускаться в разговор с пленницей, а только отвесить ей глубокий поклон. Затем он отошел к дверце, под которой была укреплена веревочная лестница, следя за тем, как поднимается на корабль его «товар», и ведя счет.

На острове сильно суетились. Иногда раздавался пронзительный крик, за ним еще несколько, потом они обрывались.

К «Гермесу» подошел каик, и «товар» стал подниматься на борт. Сначала выбрались наверх двое прекрасных, как статуи, мальчиков, один лет семнадцати, другой — совсем еще ребенок, лет двенадцати. У обоих были смуглые лица и длинные черные кудри. На плечах у них были овчинные куртки, одежда пастухов. Ребенок держал в руке дудочку с четырьмя дырочками, с помощью которой он собирал коз. Он повернулся к острову и заплакал, простирая туда руки. Матрос взял его за плечо и увел. Потом поднялась женщина, та самая, чьи отчаянные крики только что оглашали остров. Теперь она была в полуобмороке. Втащивший ее матрос так и оставил ее на мостике. Она лежала, свесив голову, и длинные волосы спадали на затоптанный пол. Следовавшие за ней женщины спотыкались и наступали на них. Потом поднялись мужчины и немало стариков. Последний из них, купец, подтащил корзины с черным виноградом и преподнес их д'Эскренвилю. Тот предложил одну кисть Анжелике. Молодая женщина отказалась.

— Неразумно поступаете, — сказал пират. — Это вернет вам румянец. Виноград чудесного Хиоса славится всюду, и ваш приятель Савари утверждает, что его надо есть, чтобы избежать цинги. А кстати, куда девалась эта старая обезьяна?

Один из матросов отвечал, осклабившись:

— Он на острове, ваша светлость, чешет там козлов.

Маркиз расхохотался во все горло.

— Чешет козлов!.. Ха-ха-ха! Никогда еще не слышал такой нелепой басни. Он ведь уверял меня, что можно разбогатеть, вычесав всех козлов на греческих островах. Ха-ха-ха! — И вдруг он пришел в ярость:

— Пусть не воображает, что меня можно дурачить, как ребенка. Где он? Найти его немедленно! Я не собираюсь ночевать тут.

— Да вот он!

На берегу среди темных силуэтов показалась фигура Савари. Он успел вскочить в уже отплывавшую лодку.

По веревочной лестнице маленький аптекарь взбирался с ловкостью обезьяны, не переставая сыпать словами. Он обращался к д'Эскренвилю:

— Остановка здесь, ваша светлость, принесет вам не только удовлетворение, но и настоящее богатство. Я собрал больше ста унций ладана, а знаменитый «черный бальзам», получаемый из него, продают по несколько десятков ливров за унцию. Изготовленные на его основе духи позволят вам заткнуть за пояс все европейские дворы.

Он сунул руку в камзол, но она попала в дыру и задела трубку, которую он безуспешно пытался ухватить. Трубка полетела за борт.

Его отчаянные жесты вызвали веселье флибустьеров. Поношенная одежда старика была вся перепачкана какой-то смолой, попавшей даже на седые волосы, выбивавшиеся из-под черной шапочки. Лицо его было мертвенно-бледным, но со странными синими и зелеными разводами, глаза же живо сверкали. Он выхватил из рук следовавшего за ним юнги небольшую мисочку и сунул ее под нос д'Эскренвилю.