Феникс в огне - М. Дж. Роуз (2011)

Но одно дело заставить мужчин держаться подальше от женщин, и совсем другое — обеспечить, чтобы сами женщины не зарились на мужчин. Поэтому Нума Помпилий не только объявил девственность весталок священной и неприкосновенной. Он постановил, что наказанием за нарушение обета целомудрия будет медленная и мучительная смерть от удушья.

В качестве последней предохранительной меры, призванной обеспечить неприкосновенность драгоценного клада до его возрождения, Нума Помпилий распространил слухи о том, что на камни наложено проклятие. Каждый, кто хотя бы попробует их разыскать, будет поражен неспособностью забывать то, чему надлежит оставаться в забытьи. Вся жизнь этого человека превратится в сплошной кошмар.

По прошествии стольких лет проклятие по-прежнему висело над камнями. Римляне были очень суеверными. Ни один мужчина до сих пор не переступал порог обители весталок. Даже те девственницы, которые, как и Сабина, нарушили обет, делали это за пределами своего жилища.

Если камни вообще когда-либо существовали, то они по-прежнему оставались погребенными под обителью.

Как и Юлий, Лука перевел взор вдаль. На небе появлялись бледно-оранжевые и голубые блики рассвета.

— Как ты думаешь, когда нам тронуться в путь?

— Через семь или восемь недель. Дольше тянуть нельзя, если мы хотим покинуть Рим целыми и невредимыми.

Именно в это время Сабина должна была разрешиться от бремени. Уходить тогда будет опасно. Им надо уйти раньше или дождаться родов, а затем затаиться в городе еще на какое-то время.

Юлий видел, что скоро станет достаточно светло и им с Лукой можно будет покинуть храм, служивший защитой. Он понял, что ему нужно прямо сейчас открыть правду своему наставнику и другу. Пока что Сабине удавалось скрывать свою разрастающуюся тайну под свободным одеянием, которое она теперь носила постоянно. Однако делать это становилось все труднее. Если им придется спасаться бегством, то Сабина не сможет спрятаться в доме своей сестры, как было намечено.

«Мне будет нужна помощь Луки, поэтому больше нельзя оставлять его в неведении. Поймет ли он, защитит ли нас? Что делать, если он откажется? Но я должен прогнать страхи. Мне нужно поверить Луке, пойти на риск и открыться ему. Если я хочу спасти Сабину, то мне не обойтись без его помощи».

— Я не могу уйти, если для этого мне придется бросить Сабину.

Какое-то мгновение Лука молчал. Юлий ощутил волну нахлынувшего страха.

— Ты для меня все равно что сын. Я знал тебя еще ребенком. Неужели ты думаешь, что я ничего не знаю про вас с Сабиной?

Юлий был оглушен.

— Но ты ведь ничего не говорил…

— А что я мог бы сказать? Разве ты послушал бы меня?

Юлий с трудом сдержал улыбку, однако не мог не сказать еще кое-что. Он был уверен в том, что Лука знает не все.

— Я не смогу уйти из города вместе с Сабиной, с ребенком на руках, и унести при себе камни.

Лука кивнул с видом осужденного, выслушавшего смертный приговор.

— Тревога за то, что такое может случиться, давно не давала мне уснуть. — Он помолчал, размышляя. — Все вокруг нас рушится. Наступило смятение. Может, нам удастся использовать беременность Сабины. Возможно, это как раз то, что поможет нам притвориться, будто мы подчиняемся новым законам, в то время как на самом деле мы не оставляем от них камня на камне.

Впервые за много месяцев Юлий ощутил шевельнувшуюся надежду.

Через полчаса двое жрецов спустились по ступеням храма. Они без всяких происшествий дошли до середины кладбища и большой бронзовой статуи Августа. Его сверкающие плечи казались такими могучими, что на них можно было бы положить весь земной шар.

Лука указал на него и сказал:

— Перед тем как он пришел к власти, гражданские войны бушевали на протяжении ста лет. Может, ты был прав, говоря о том, что старые порядки вскоре будут восстановлены.