17 потерянных - Нова Сума (2018)

Новые голоса. Новая девушка по имени Яна хотела поговорить со мной о мальчике по имени Карлос — о том, что она должна была встретиться с ним, но ей это не удалось до того, как ее забрали, и о том, какие у него невероятно выразительные карие глаза. А еще одна новая девушка по имени Хейли совершила какие-то поступки, которыми очень гордилась, и кто я такая, чтобы судить? А девушка Тина ненавидела всех, кто положил на нее глаз, всех девушек здесь и в особенности меня.

Хейли уже убегала из дома. В первый раз ей выбили зуб, во второй она проколола пупок, в третий удостоилась обвинения в проституции, а в четвертый пропала без следа, хотя вовсе и не убегала. Яна любила Карлоса и сбежала, чтобы жить с ним — или, по крайней мере, она намеревалась сделать это, но ее семейство отловило ее и как следует наказало. Трина убежала, потому что никто не обращал на нее внимания. Просто потому, что могла убежать. И считала, что тем самым обеспечила себе подлинную гребаную свободу.

Ты думаешь, он ждет меня?

Они думают, что знают. А они не знают. Никто не знает.

Ухожу, ухожу, ушла. Как я тебе теперь нравлюсь, а? Как я тебе теперь нравлюсь?

Ты меня слушаешь? Почему ты не слушаешь?

Ты думаешь, он ждал?

Эй, ты, слышишь меня? Привет, привет.

Она вышла, идиотка.

Проснись, проснись. Разбудите ее кто-нибудь.

Затем — во внезапной тишине посреди шума — заговорила она. Громче, чем остальные, будто находилась ближе других, и более требовательно.

Помоги.

Я узнала голос. Он принадлежал Эбби Синклер.

45

Открыв глаза, я обнаружила, что лежу посреди комнаты на диване, а наша кошка Билли устроилась неподалеку, на кофейном столике. Она пристально смотрела на пятно прямо у меня над головой, мама тоже стояла рядом, пребывая в состоянии полуобморока. Она держала меня за кисти рук, а на моей скуле был большой синяк — в том месте, куда я, видимо, била себя кулаком. В горле у мамы булькали какие-то успокаивающие звуки, и они действительно отчасти привели меня в норму. Приглушили шум и уменьшили панику. На девушек они также подействовали благотворно, и скоро все мы, утихомиренные, прислушались к беззвучному то ли пению, то ли бормотанию мамы.

Она отпустила мои руки и села рядом.

— Расскажи мне, — попросила она. Она сказала это, глядя на меня как на младенца, единственного человека в ее мире, а она словно была единственным человеком в моем. Я сосредоточила взгляд на одной из ее татуировок — на стае парящих на шее птиц. Чтобы успокоиться, я пересчитала их — я всегда так делала, когда была помладше: девять. Девять птиц. Или их было десять? Десять. Я совсем забыла о десятой птице, прятавшейся за ухом.

Десять птиц, как и отложилось у меня в памяти.

Этого было достаточно для того, чтобы я заговорила.

— Все дело в девушке, — начала я. — Я увидела объявление о ее пропаже, а затем разузнала о ней побольше в интернете. Она не отсюда, но исчезла из одного места неподалеку. Считают, что она убежала, но она этого не делала. С ней что-то случилось, ей нужна помощь, я точно знаю. Ее никто не ищет. Всем наплевать.

Мама пыталась убрать с лица все эмоции, но под ее кожей что-то подергивалось. Жилы на шее напряглись, птицы пришли в возбуждение, а я продолжила говорить.