Трибьют - Нора Робертс (2009)

— Телефоны сюда — оба. И вообще все, — объявил Брайан. — Никаких телефонов за столом. Таковы правила. Положите их на стойку бара. Давай сюда, — обратился он к Форду.

— И за что я только тебя люблю?

— Потому что ты можешь обыграть меня в «Автогонки».

— Точно, именно за это. — Он отдал свой телефон и тут же почувствовал себя голым и беспомощным. У меня отобрали телефон, подумал он, плюс покер, и еще — он взглянул на записку — придется идти в школу.

Чего только не сделаешь ради любви.

Он хотел спрятать листок в карман, но вдруг остановился и внимательно посмотрел на него.

Сердце дернулось у него в груди, а потом провалилось куда-то вниз.

Почерк был немного неровным и небрежным — Том все же писал стоя.

Ему хотелось все отрицать. Он не может быть ни в чем уверен. Это просто невозможно. По крайней мере, пока он не сравнит этот листок с письмами, положив их рядом. Или не отошлет к графологу. Все равно это абсурд.

Отец Брайана. Этого просто не может быть.

Но это объясняло все.

Он смотрел на Тома, который стоял вместе с его отцом и отцом Силлы; они открывали бутылки с пивом. Он вспомнил, как Том однажды помог ему запустить воздушного змея, когда они вместе поехали в Виргиния-Бич. Ставил для них палатку, чтобы мальчики ночевали в ней на просторном дворе Морроу.

А потом он подумал о Стиве, лежащем в больнице, и о Силле, разглядывающей разбитую плитку. И о кукле в розовом бальном платье, повешенной на красном клене, который посадил Брайан.

Форд подошел к Тому и похлопал его по плечу.

— Мне нужно с вами поговорить.

— Конечно. Хочешь совет насчет покера?

— Может, выйдем?

— Давай, — брови Тома поползли вверх. — Глотнем свежего воздуха, пока твой отец не зажег эти сигары.

Мы с Фордом выйдем на улицу, я дам ему пару советов.

— Удачи! — крикнул Брайан. — Только быстро. Скоро начнем делать ставки.

Нет смысла терять время, подумал Форд. Нет смысла откладывать разговор. Все равно он не сможет сидеть и играть в покер с этой тяжестью в груди.

— Черт, как холодает к вечеру, — заметил Том, когда они вышли на террасу. — Еще одно лето проходит.

— У вас был роман с Дженет Харди.

— Что? — Том резко оглянулся. — Ради всего святого, Форд.

— Она сохранила ваши письма. И вы это знали. Один из тех парней, что работали у Силлы, услышал, как она рассказывала о них Гэвину. Большинство из них работают и на вас. Такая новость. Просто невозможно не рассказать другим.

— Я был едва знаком с Дженет Харди. Это абсурд, думать…

— Не надо. Почерк совпадает, — Форд вытащил записку. — У меня глаз наметан на такие вещи. Форма букв, стиль, наклон. Готов поспорить, вас обучал письму отец. Хотел, чтобы вы были лучшим.

Лицо Тома застыло, складки в углах его рта стали глубже.

— Это не только оскорбительное обвинение, это еще и не твое дело.

Форд удивлялся собственному спокойствию. Им овладела холодная ярость.

— Силла — это мое дело. То, что случилось с ее бабушкой, и то, что случилось с ней, — это мое дело.

— Ее бабушка покончила жизнь самоубийством. А в том, что случилось на ферме, виноват Хеннесси. Ты меня удивляешь, Форд. И разочаровываешь. Я возвращаюсь в дом. Не желаю больше слушать этот бред.

— Я всегда уважал вас и любил Брайана, — наверное, именно его голос, очень спокойный и очень тихий, остановил Тома. — Поэтому я стою здесь, с вами. Поэтому я говорю с вами, прежде чем пойти с этим в полицию.

— С чем? С пачкой неподписанных писем тридцатилетней давности и запиской, которую я нацарапал сегодня днем?

— Я не говорил, что они без подписи, — Форд отвернулся.