Порабощенная - Вирджиния Хенли (1997)

Когда его рука коснулась сережек Дианы, он закрыл глаза, вспоминая, как она их снимала. Он хотел, чтобы она вернулась в его постель, в его жизнь. Она стала его частью. В глубине души он был уверен, что по своей воле она бы его не покинула. Если даже она сбежала, то не от него, а либо от опекунов, либо от Питера.

Марк решил объехать все постоялые дворы в Бате. Оттуда можно было добраться до Лондона, Бристоля и любого другого крупного города. Если Диана где-нибудь покупала себе билет, он об этом узнает. Он начал с «Кристофера» на Хай-стрит, потом перешел на Уайт-Харт-стрит. К тому времени, как он опросил всех кучеров в «Сарасенз Хед» на Борд-стрит, он начал сознавать, что его поиски бесполезны.

В «Ангеле» на Уэстгейт-стрйт он выяснил, что Давенпорты держали в их конюшне своих лошадей и карету. Но никто не вспомнил молодой девушки.

Он разочарованно взъерошил волосы. И тут внезапно его озарило. Опий! Тот запах, что он почувствовал в доме на Куин-сквер, напоминал запах паров опия. Милостивый Боже, да что же они с ней сделали?!

Глава 35

Диана провела ночь, скорчившись у стены. К утру ей стало трудно дышать. Смирительная рубашка так крепко стягивала ей руки на груди, что она начала задыхаться. Она дала себе клятву, что если ее развяжут, она больше не даст им повода опять запеленать себя в это ужасное одеяние.

Наконец пришли две вчерашние женщины, отперли дверь и принесли ей воды для умывания. Они сняли с нее смирительную рубашку, оставив ее голой. Диана подождала, когда они уйдут, и тщательно вымылась губкой. Она вспомнила великолепные бани Аква Сулис, ту радость и счастье, которые они с Маркусом испытывали в бассейне. В сравнении с римскими временами приспособления для мытья в эпоху Георга были просто нищенскими.

Женщины забрали смирительную рубашку с собой, и она взмолилась в душе, чтобы больше никогда ее не видеть. Она предпочитала быть голой. Большинство людей сочли бы это унизительным, но Диана научилась видеть красоту обнаженного тела. Теперь ни ее собственная нагота, ни нагота других ее не унижала.

Однако вернувшиеся женщины принесли коричневое платье и парусиновые туфли.

— Что это за заведение? — — спросила она как можно спокойнее.

Женщины обменялись настороженными взглядами, потом одна из них сказала:

— Это частная психиатрическая больница.

«Психиатрическая больница? Бог ты мой, они запихнули меня в психушку!»

— И много здесь еще пациентов?

— Здесь более пятидесяти человек, — услышала она в ответ, — но тебе не разрешат с ними общаться, пока не научишься себя вести. Ты будешь сидеть первые несколько недель в одиночестве.

«Недель? Милостивый Боже, не допусти, чтобы я осталась здесь на несколько недель!» — взмолилась Диана, понимая, что, пока ее держат в одиночке, шансы на побег практически равны нулю. Они провели ее в другую комнату, обставленную в спартанском стиле — койка, комод, стол и стул.

У Дианы едва не подогнулись колени, когда она увидела на столе поднос, на котором стояли кувшин с водой, тарелка с кашей и лежал толстый кусок хлеба. Она страшно проголодалась, а пить хотелось так, что саднило горло. Она услышала, как за женщинами закрылась дверь и в замке повернулся ключ, но не могла думать ни о чем, кроме еды.

Доев кашу до последней крошки и вылизав ложку, Диана почувствовала тупую сонливость. Ей трудно было ясно мыслить, но она догадалась, что они подсыпали ей что-то в кашу, чтобы сделать ее послушной. Она забралась на койку и легла, уставившись в потолок.

— Марк… пожалуйста!.. Ты единственный, кто может мне помочь, — прошептала она. Сон наваливался на нее. Она попыталась держать глаза открытыми, бороться с лекарством, но проиграла эту битву.