Он поднес к губам ее длинные тонкие пальцы, коснулся чернильного пятна на подушечке указательного. Бесс источала аромат вербены. Впервые в жизни Шрусбери ощущал такое опьяняющее благоухание.

— Простите, что не могу встать, лорд Толбот.

Только теперь Шрусбери увидел, что в кресле сидит муж Бесс — взъерошенный старик, закутавшийся в плед.

— Сэр Уильям, я приехал, как только получил ваше письмо. — Шрусбери не мог заставить себя осведомиться о здоровье Синтло: судя по всему, тот умирал.

— Бесс рассердилась на меня — за то, что я обратился к вам.

— Я вовсе не сержусь, Уилл, просто мы не вправе перекладывать на плечи лорда Толбота наши семейные неурядицы.

— Для меня это вовсе не обуза, леди Сент-Лоу. Я уже написал декану Кембриджа, советуя ему принять Уильяма Кавендиша в Клэр-Холл к Дню святого Михаила, когда начнется очередной учебный семестр.

— Слышишь, Бесс? Я же говорил, что лорд Толбот нам поможет!

— Сумею ли я когда-нибудь отблагодарить вас, милорд? — смущенно проговорила Бесс.

«Черт побери, Бесс, не смотри на меня так! Я не стану требовать, чтобы ты платила мне своим телом!» Мысленно Шрусбери выругался, зная, что его глаза в эту минуту горят желанием.

Бесс потупилась.

— Не хотите ли бренди, милорд? А может, горячего сидра?

— Нет, благодарю вас.

— Пожалуйста, побудьте с нами, расскажите Уиллу, что творится при дворе.

Взгляд Бесс стал умоляющим, и Шрусбери вдруг догадался, что Синтло никто не навещает. Он смягчился.

— Так и быть. Пожалуй, лучше согреться горячим сидром, прежде чем скакать в Шеффилд.

При взгляде на Бесс, которая направилась к двери, у него сжалось сердце. Прокашлявшись, Шрусбери сел рядом с Синтло.

— Я пробью при дворе всего один месяц, прежде чем меня вызвали домой. Видите ли, моей жене вновь стало хуже.

Толбот был скрытным человеком, поэтому никто не знал, какие ссоры вспыхивают у него в доме между Гертрудой и детьми. В своей болезни она обвиняла близких, не проходило и дня, чтобы Гертруда не обрушивалась на них с упреками. Шрусбери знал, что злейший враг Гертруды — она сама, поскольку скандалами она уже не раз доводила себя до припадков. Младшие Толботы избегали матери, и хотя Шрусбери предпочел бы последовать их примеру, он проводил с женой немало времени, стойко выдерживая вспышки гнева. Приписывая их душевной болезни, Толбот проявлял к жене терпение и доброту.

Синтло, выразив сочувствие, перешел к тому, о чем ему не терпелось узнать:

— Как поживает ее величество?

— Замуж еще не вышла. Тайный совет предложил ей в мужья Карла, эрцгерцога Австрии. Подобный союз был бы выгоден стране.

Синтло прикрыл глаза, пережидая приступ боли, потом улыбнулся:

— Елизавета умеет вести подобные игры.

— Их суть в том, чтобы уравновесить влияние католиков и протестантов. С этим Елизавета легко справляется при помощи Сесила.

Бесс вернулась вместе с лакеем, который нес серебряный поднос с двумя бокалами дымящегося сидра. Уильяму она протянула чашку с целебным настоем ромашки, бальзама и опиума. Он уже давно потерял аппетит, а питье смягчало рези в животе.

Подав Шрусбери бокал, Бесс поставила свои на каминную доску, наклонилась и начала ворошить кочергой угли в камине. Толбот подошел к ней. Сидр выплеснулся из наклонившегося бокала, и по комнате расплылся аромат печеных яблок.

При свете камина Шрусбери видел темные круги под глазами Бесс, но даже они казались ему прекрасными. Он смущенно пробормотал:

— Зима когда-нибудь кончится… ледом придет весна.

Бесс кивнула, а Шрусбери понял, что она едва сдерживает слезы.

Он потягивал сидр, страстно желая заключить Бесс в объятия. Правила приличия предписывали ему держаться на расстоянии. Осушир бокал, Толбот поставил его на каминную полку. Синтло задремал. Шрусбери приложил палец к губам и тихо направился к дверям библиотеки.