Граница дозволенного - Пабло Симонетти (2013)

Я приготовила куриное карри с рисом басмати — не для того, чтобы произвести впечатление на Бернардо, его ничем не удивить, — просто воспользовалась одним из своих коронных проверенных рецептов. Он ведь считает себя не только архитектором, а еще и ландшафтным дизайнером, психологом, политологом и гурманом.

Перед самым десертом снова звонит Роке. Я скрываюсь в спальне, но там связь чуть хуже. Уверенности по сравнению с утренним разговором у меня прибавилось, поэтому я бесстрашно сообщаю, что ужинаю с Бернардо. Пусть лучше привыкает к тому, что у меня есть прошлое, вчера никуда не денется ради завтра. В голосе Роке появляется настороженность. Я заверяю, что беспокоиться ему не о чем, единственное, что от него требуется, — как можно скорее приехать в Рунге, когда вернется.

Пока Бернардо не поднимается из-за стола, собираясь уходить, мы делаем вид, что сможем остаться друзьями. Обманываем себя банальностями, перебрасываемся ничего не значащими новостями, беззаботными комментариями насчет интересных проектов, под конец изображаем тот самый дружеский разговор, который вроде бы и не посвящение во что-то сокровенное, но и не светская беседа. Это наша главная проблема — какую дистанцию держать. Оставаться на расстоянии, как за столом, глупо, учитывая насколько мы когда-то были близки. Мы оба ощущаем невольное напряжение, и все кажется натянутым, неловким, неестественным. Но близость и открытость, как тогда у камина, без живительной любви и страсти тоже все усложняют, омрачая атмосферу взаимными упреками. Единственный возможный сейчас выход — перестать видеться. Бернардо, похоже, понимает это и сам: вместо пошлого поцелуя в щеку на прощание он, скроив свою гримасу, протягивает мне руку.

— Когда-нибудь увидимся.

Через несколько дней после того разговора в тесной кладовой я, как и планировала, ушла из проекта. Перспектива взять год творческого отпуска и уехать в Нью-Йоркский университет читать магистрам лекции по писательскому мастерству на испанском начала обретать для Эсекьеля конкретику. В газете сложностей не предвиделось: от него требовалось посылать по статье в месяц, редакция же обещала никем своего популярного обозревателя не заменять, а дожидаться возвращения. Но Эсекьель самокритично считал, что редакция просто не сможет найти другого дурака, который согласится на такое неблагодарное занятие.

Себе на замену в работе над проектом клуба я привела Клариссу — мою хорошую подругу Клариссу Болдуин. Ей предстояло руководить фирмой, занимающейся обустройством парка — от первоначальных грунтовых работ до посадки последних растительных групп. Мы с Клариссой дружим с 1996 года, с совместного участия в выставке ландшафтных проектов — одной из первых в Чили. На выставке мы представляли полупустынный сад из устойчивых к засухе суккулентов, перемежающихся маленькими столбиками из плитняка охристых тонов — такие невысокие вертикальные столбики, будто надгробия, оставшиеся от поселения доколумбовой эпохи. Заняли второе место, и с этого момента моя карьера пошла в гору. Потом мы еще пару раз работали вдвоем, однако с каждым заказом у обеих росли перспективы открыть собственную фирму. Сначала мы общались только по работе, опасаясь допускать друг друга в личное пространство, но с годами сблизились по-настоящему. Мы умеем слушать, не осуждая, советоваться и оберегать друг друга — ни разу за все время я не упрекнула Клариссу в бестактности и себе ничего подобного не позволяла.

За оставшиеся месяцы я разобралась с остальными незаконченными проектами и уладила прочие дела. Если не считать возни с визами, подготовка к отъезду оказалась менее трудоемкой, чем мы думали. К нашему везению, в начале августа 2005 года намечалась свадьба двоюродного брата Эсекьеля, и, поскольку насчет жилья они с невестой еще не определились, всем было удобнее, если они поселятся у нас и разделят с нами расходы. За домом в Рунге оставалась присматривать Хосефина.