Граница дозволенного - Пабло Симонетти (2013)

Начался новый этап, когда я уже не так сильно страдала от неудовлетворенности. Не проходило и недели, чтобы мы не занялись сексом. Я открыла в себе талант рассказчицы. Стоило нам в постели прижаться друг к другу, я принималась рассказывать Эсекьелю о других мужчинах — выбирая из вероятных кандидатур, чтобы придать словам правдоподобие. Бернардо постепенно отодвигался на второй план, пока однажды ночью я не отобрала у него роль главного героя окончательно. Оправдание каждый раз было одно и то же. Я ложилась в постель с другими, думая об Эсекьеле, представляя, как он подглядывает за мной. Мы упивались новыми ощущениями, вторым медовым месяцем, проснувшейся спустя годы страстью. Эсекьель откликался охотно, сам побуждал меня рассказывать дальше — особенно ему нравились подробности: когда другой решился дотронуться до меня, делала ли я ему минет, как ощущается внутри чужой пенис, в чем различия, в каких позах мы все проделывали. Ему нравилось, когда я снова и снова повторяла, что другой покусывает мои вставшие торчком соски.

Однако под конец проходящих в ожидании отъезда месяцев уже и эти фантазии перестали приносить плоды. Эсекьель нервничал, потому что по-прежнему писал рецензии и должен был подготовить первый осенний семинар. Он отвык заниматься двумя делами одновременно, а университет выдвигал многочисленные требования — к содержанию курса, методике, библиографии и системе оценок. Однако на самом деле причина охлаждения проста: я, увы, не Шахерезада эротического рассказа. Я исчерпала весь репертуар своих фантазий, сценарии и ситуации начали повторяться, ход действий становился предсказуемым. Конечно, Эсекьель не устраивал мне экзамен на творческие способности и предпочитал заводиться от моих порой незатейливых выдумок, а не от стройного печатного текста. Но все рано или поздно приедается, а я не знала, каким образом оживить наш секс. Так прошел последний месяц в Сантьяго и первый в Нью-Йорке. С опаской, но понимая, что назад дороги нет, мы закружились в бурном водовороте этого беспокойного города.

Визит третий

Я и предположить не могла, что визит Бернардо разбудит в моей душе мучительную тоску по Эсекьелю. Эти молодые деревца, тянущиеся к небу; кустарниковые купы, повторяющие очертаниями дикие заросли на душных влажных склонах; мягкие изгибы лощины, с каждым днем все ярче зеленеющей под солнечными лучами, — вся эта красота ровным счетом ничего не значит, если рядом нет Эсекьеля, чтобы ею полюбоваться. Жаль, конечно, что у меня нет подходящего предлога позвонить ему, но искушение набрать номер слишком велико. В ожидании ответа стою под большим больдо. Услышав голос Эсекьеля в трубке, невольно вздрагиваю. Он сейчас у своего друга, писателя Ренцо Перти, в старом особняке на холме Карсель в Вальпараисо.

— А я в саду. Вспоминаю наши с тобой прогулки.

— Хочешь, завтра приеду?

— А не далековато? — Я иду на попятную, понимая, что мой звонок продиктован скорее ностальгией, чем вспыхнувшими чувствами. Побродить с Эсекьелем по саду было бы мило, но волнения от встречи лицом к лицу мне ни к чему. Мне нужна идиллия, а не беспокойство. Я хотела сказать, что скучаю по нему, но теперь запуталась в собственных мыслях.

— Да нет, — отвечает он с едва заметной запинкой. — Чуть больше часа езды. Приеду, позавтракаем, и я уеду. Отдохну ненадолго от Перти. Он мне читать спокойно не дает, только и знает что языком молоть и напиваться. За месяц ни строчки не написал.

— Ладно… — соглашаюсь я с показной неохотой, уверенная, что от Эсекьеля эта неуверенность не ускользнет.

— Тогда до завтра. — Он готов отключиться.

— Эсекьель…

— Да?

Я не знаю, что сказать.

— Хочешь, приготовлю что-нибудь?

— Хм-м-м… Куриное фрикасе.