Отойдя от жены, он снова взглянул на дом. Дом, который чуть не сгорел. Он точно помнил, как были поломаны двери и выбиты почти все окна на первом этаже. Он слишком хорошо помнил, какое разрушение царило в доме, пока его волокли на улицу. Его ударили по голове так, что он не мог двигаться, чем и воспользовались нападавшие. Эрик взглянул на фонтан и содрогнулся от ужаса, боясь увидеть там лужи крови. Потому что именно там разверзлась самая жуткая сцена, которую он никак не мог забыть. Его слуги, ни в чем не повинные люди… их тащили на улицу и отрубали головы прямо перед ним, требуя написать письмо, но когда Эрик потерял сознание, и стало очевидно, что он ничего не сделает, его увезли. И держали в глухом, сыром подвале до тех пор, пока ему каким-то чудом не удалось сбежать.

Его попытки спасти страну и привести её к процветанию оказались уродливой ложью, потому что ради тех, за кого он боролся, кого хотел спасти, были готовы убить его и убили множество невинных людей, чтобы добиться того же, заботясь лишь о собственной выгоде. Им было неважно, как достигать цели, которая оправдывала, по их мнению, любые средства. И вот таким людям закон теперь дал полную власть решать будущее страны. Обожаемое дело, которым он занимался всю свою жизнь, принесло ему такое горькое разочарование, что он не мог помыслить вернуться к нему. Эрик задыхался, всё еще слыша крики слуг, которые пали жертвой гнусных обстоятельств.

Ноги подкашивались, голова кружилась так, что он мог в любой момент упасть. Превозмогая слабость, он подошел к разбитому фонтану. Сердце колотилось так быстро, что могло выпрыгнуть из груди. Эрик продолжал смотреть на фонтан, единственное, что напоминало о нападении на дом. Вода в фонтане была чистая и прозрачная, и там отражалось предзакатное небо и высокие колонны дома.

И Клэр, возникшая рядом. Эрик резко повернулся.

Прижимая руками края накидки, которую накинула на свои плечи, Клэр с беспокойством смотрела на него.

— Как твое плечо?

Удивительно, но она продолжала волноваться за него, хоть он и сделал всё возможное, чтобы она перестала думать о нем. Эрик всё смотрел ей в глаза, не представляя, что сказать. Не представляя, откуда взял силы, чтобы приехать сюда. И привезти сюда ее.

Его молчание причиняло ей боль, он видел это по ее глазам, и всё же она с удивительным мужеством приняла его отказ отвечать на простой вопрос.

— Что за фонтан здесь был? — спросила она, поежившись.

Не от холода, Эрик был уверен. В ней было нечто такое, что насторожило его. А потом Эрик понял, что это было. Ее не смутило то, что фонтан разбит. Будто она предвидела это, будто понимала, что все это могло означать. Но откуда? Она ведь не могла знать! Она не должна была знать о том, что здесь произошло! Это было слишком омерзительно, чтобы даже коснуться ее. Он леденел от ужаса того, что она могла хоть что-то знать. И все же, глядя в ее сверкающие, темно-золотистые глаза, он все больше укреплялся мыслью, что ей что-то известно.

— Ты что-то знаешь? — спросил он, пристально глядя на нее. И когда она даже не нахмурилась от его вопроса, Эрик почувствовал, как задыхается. От самого настоящего ужаса. — Боже, — прошептал он, проведя рукой по волосам дрожащей рукой. — Что ты знаешь? Откуда ты что-то можешь знать?!

Внезапно Эрик вспомнил, что она видела его шрамы, но так никогда и не спрашивала о причинах их появления. Шрамы, которые не пугали ее даже после его пробуждения, потому что она продолжала с прежней заботой ухаживать за ним.

Она вновь поежилась и опустила голову.

— Я… я читала в газетах.

Честный ответ потряс и внезапно разозлил его. Черт побери, но она ни при каких обстоятельствах не должна была знать о его прошлом!

— В каких газетах? — прорычал он, нависнув над ней. Не ведая того, что может напугать ее своим бешеным видом. Сходя с ума при мысли о том, что она действительно знает о нападении.