Загубленная добродетель - Кора Рейли

Мы с папой отнесли чемоданы в машину, а когда вернулись, Кавальяро уже прощались. Валентина держала Беа на руках, которая крепко прижималась к своей матери. Анна была заключена в объятия своего отца и действительно плакала. Несмотря на то, что я много лет работал на Кавалларо, я не мог вспомнить, когда в последний раз видел Анну плачущей. В этом отношении она была похожа на своего отца.

Я отступил на улицу, чтобы дать им немного уединения, но продолжал поглядывать внутрь краем глаза, когда Анна обняла своего брата следующим. Эти двое часто ссорились, но можно было сказать, что они были близки. Наблюдая за тем, как Анна была такой искренне эмоциональной и плакала, я почувствовал намек на вину за то, что большую часть времени вел себя с ней как мудак, но это был единственный способ держать ее на расстоянии.

Я действительно хотел, чтобы я не видел эту уязвимую сторону Анны. Черт. Теперь мне было бы еще труднее оттолкнуть ее.

Папа наблюдал за мной, уже не с неодобрением, а с искренним беспокойством.

«Все будет хорошо».

Он кивнул, но не поверил в это.

Честно говоря, я тоже.

Анна

Когда мы сели на самолет в Париж в конце января, я могла бы танцевать от радости. До последнего момента я боялась, что папа передумает и не позволит мне уехать во Францию. Тоска и печаль спали с моих плеч, как только мы оторвались от земли.

Мама сопровождала нас и оставалась на неделю, чтобы помочь мне устроиться и убедиться, что все было к ее удовольствию. Конечно, я знал, что она также хотела убедиться, что мы с Сантино не кажемся слишком близкими. Это было единственным преимуществом холодной войны между мной и Сантино на данный момент. Никто бы не заподозрил, что между нами может что-то быть.

Когда я вошла в квартиру, которую папа снял для нас, мое сердце немного подпрыгнуло. Это было недалеко от сада Трокадеро, и с небольшого балкона с железными перилами и цветочными горшками открывался частичный вид на Эйфелеву башню. Маленький круглый металлический стол и два очень неудобных одинаковых стула заполнили пространство. Я не мог дождаться, чтобы позавтракать там.

Это было место с двумя спальнями, высокими потолками и старыми деревянными полами. Интерьер представлял собой смесь нескольких старинных предметов в стиле модерн и современной французской мебели от Roche Bobois.

Я был на небесах. Я крепко обнял маму, совершенно ошеломленный. «Это прекрасно!»

«Твой папа и я выбрали это вместе».

«Я бы хотел, чтобы папа был здесь сейчас».

«Мы все приедем навестить тебя на Пасху, Анна».

До этого оставалось еще два месяца. Я прикусил губу. «Я надеюсь, что ничего не случится, что заставит папу остаться в Чикаго». Папа был послушным и не оставил бы своих людей разбираться с проблемами в одиночку, если бы случилось что-то серьезное. Но он никогда не пропускал ни одного из наших семейных праздников, ни дней рождения, ни Рождества, ни Пасхи. И я действительно надеялся, что на этот раз ничего не изменится.

Я оглянулась через плечо на Сантино, который развалился на цветастом диване. С его кислым выражением лица он выглядел неуместно на фоне красной, оранжевой и желтой ткани Missoni дивана Roche Bobois. Его руки были вытянуты на спинке, а ноги раздвинуты в его обычной манере плохого парня. Он бросил на меня косой взгляд, выражение его лица было неподвижным.

«Ты можешь выбрать комнату», — сказал я ему.

Он поднялся на ноги, не говоря ни слова, и проверил две спальни. Даже холодное отношение к нему было горячим.

Мама коснулась моего плеча, и я встретился с ней взглядом. «Я все еще беспокоюсь о том, что ты совсем один в этом месте».

«У меня есть Сантино».

Мамины губы поджаты. «Со взрослым мужчиной под одной крышей…»

«Мама, теперь ты говоришь как бабушка». Мама папы была древней, как и ее взгляды.

«Я беспокоюсь о тебе».