Оборотень - Шарлотта Йонг (2021)

Принесли фонарь из караульной замка, попробовали прочность лестницы и один из солдат спустился вниз; склеп оказался вовсе не так глубок, как эго вообще предполагали, и скоро солдат крикнул, что он достиг уже дна. Другой солдат последовал за ним, и немедленно послышался радостный крик. Очевидно, что-то нашли! – Вероятно, старую заржавленную цепь, – пробормотал Роберт; но его жена вскрикнула. Оказалось, что нашли шпагу в ножнах, пояс сгнил, рукоятка потускнела, но она была серебряная.

Мистрис Окшот схватила шпагу, стерла пыль с рукоятки и обнаружила блестящий желтый янтарь, на который она безмолвно указала; продолжая теперь носовым платком, она открыла серебряную бляху на ножнах, а на ней дуб, составлявший семейный герб, и переплетенные буквы П. О. Слезы стояли у нее в глазах, она молчала Анна бледная, трепещущая, никем не замеченная, опустилась на камень.

Роберт Окшот, наконец, убедившийся, поспешил спуститься и сам. Шпага была спрятана в углублении под остатками разрушенной лестницы. Оттуда же извлекли покрытые плесенью остатки широкой шляпы с пером, от которого сохранился один стержень, бывшее когда-то верхнее платье и теперь носило следы крови, которою оно было насквозь пропитано; кровяные пятна были видны и на часах и на мозаичной табакерке. Вот и все; не было ни кошелька, ни другой одежды, хотя, судя по состоянию верхнего платья, можно было предположить, что все эти вещи были истреблены крысами и мышами. Нашелся еще обрывок носового платка с вензелем, показывая его Анне со слезами на глазах, мистрис Окшот сказала:

– Посмотрите! Эго я вышивала, хотя он ничего не знал об этом. Нет! Он не любил меня! но когда-нибудь я добилась бы его любви; я была бы очень добра к нему. Бедняжка, сколько времени ему пришлось пролежать здесь.

Пролежать здесь, но где же он сам? Нельзя найти никаких признаков трупа, хотя все джентльмены спускались в склеп один за другим; даже мистрис Окшот хотела последовать за ними и остановилась только благодаря настоятельным просьбам мужа и его обещанию принять на себя лично наблюдение за тщательными розысками под землею, чтобы узнать, не был ли труп зарыт там.

Анна была так изумлена и поражена, что едва владела собою и готова была присоединиться к мнению епископа Кэна, что Перегрин жив, хотя этому противоречило явление в Дуэ, свидетельницей которого она была не одна.

Мистрис Феллоус прислала просить к обеду, и мужчины охотно последовали на ее приглашение, и дамам ничего не оставалось, как идти с ними, тем более, что и солдаты отказывались работать, не подкрепившись обедом. Ни мистрис Окшот, ни Анна не могли есть, но Анна была рада, что любезное приглашение хозяйки прерывало разговоры о сделанных открытиях; в особенности страшил ее вывод, к которому все пришли, что присутствие часов и табакерки исключает всякую мысль о грабеже, хотя кошелек и перстень не найдены.

– Вероятно, найдут их на трупе, – сказал м-р Окшот. – Я готов поклясться, что кошелек был у него. Помните, сударыня, как ваш дядюшка дразнил его, когда разговор зашел о французских ламах и их любви к щегольству, и спрашивал его, которая из них преподнесла ему этот сувенир; и каким мрачным был мой отец, слушая эти шутки. Бедный Перри, если бы отец был несколько снисходительнее к нему, он не скитался бы, не вступал бы в ссоры, и нам не пришлось бы искать его в этой яме.

– Вы никогда и не найдете его там, м-р Роберт, – просто и смело, по обычаю того времени, проговорил старый оквудский слуга, стоявший за стулом мистрис Окшот.

– Почему же нет, Джонадаб? – спросила его хозяйка, нисколько не удивленная его смелостью.

– А потому, сударыня, что теперь прошло семь лет, видите ли, и хотя в их власти было унести его, но шпагу и шляпу они не могли взять.

– Что же вы тогда скажете о кошельке? – вставил доктор Вудфорд.

– Даю голову на отсечение, вы не найдете его, сэр, – отвечал Джонадаб, нисколько не смущаясь.

– Разве только какие-нибудь двуногие волшебницы утащили его.