Нелюбимый - Кэти Регнери (2021)

— Хотел бы я, чтобы всё было по-другому, — бормочу я, прежде чем положить её ногу обратно себе на колени. Когда я открываю глаза, чтобы взглянуть на неё, она смотрит на меня, её губы приоткрыты, в глазах потрясение.

— Кэссиди, — говорит она, её голос срывается на моём имени.

Я осторожно поднимаю её ноги, кладу их обратно на старый продавленный диван, встаю, и в одиночестве иду в тёмную холодную ночь.

Глава 21

Бринн

Вот что я знаю наверняка — я чувствую сильное влечение к Кэссиди Портеру.

Когда вчера вечером на мои глаза навернулись слёзы, это было не потому, что он накричал на меня и оттолкнул, а потому что у меня осталось всего две или три недели с ним. Находясь здесь, в его деревенском убежище, я чувствую, что исцеляюсь, укрепляюсь, кусочки моей мозаичной жизни снова собираются вместе. В те тихие часы, когда он работает на улице, я читаю его книги, да, но у меня было больше пространства, покоя и времени для размышлений, чем когда-либо прежде. И в этом уединённом убежище, где нет современных отвлекающих факторов, я заново нахожу себя.

Я думаю о своей жизни до Джема и о своей жизни с ним. Я думаю о боли от его потери, о своём решении приехать сюда и попрощаться. Я думаю обо всём, что сказала Хоуп, о своих родителях и друзьях в Сан-Франциско. Я думаю о будущем и о том, чего я хочу от жизни. И я думаю о Кэссиди.

Как бы упорно я не старалась навести порядок в своих мыслях, по сути, они всегда возвращаются к Кэссиди.

Я испытываю перед ним благоговейный трепет, который никак не могу разложить по полочкам. Если бы мне было шестнадцать, я бы назвала это влюблённостью. Но я вполне взрослая женщина, и мне известно, что это нечто большее. Я бы солгала, если бы попыталась изобразить это как нечто меньшее.

Так что я не могу выкинуть его из головы и почти перестала пытаться.

В нём так много того, что говорит со мной, что притягивает меня к нему, что мне нравится, что заставляет меня испытывать острые ощущения.

То, как он нёс меня вниз с грёбаной горы и зашивал мои раны. И то, как он поглощает книги, как другие люди поглощают спортивную статистику. То, как он играет на гитаре, так душевно, что можно поклясться, что ему вдвое больше двадцати семи лет. Или то, как он провёл всю ночь, бродя в темноте, чтобы найти телефон с небольшим пятном крови только потому, что думал — это поможет мне проститься с прошлым. Он говорит так мало, но всё же умудряется заставить моё сердце взбеситься от одного слова или прикосновения.

А потом — ощущение тепла в животе, заставляющее меня тихо стонать, в то время как мои глаза закрываются от того, как выглядит его тело, когда он рубит дрова. Его мышцы спины в движении завораживают: то, как они изгибаются и выступают, напрягаются и расслабляются. Я хочу положить свои ладони на них, когда они двигаются, чтобы почувствовать скрытую силу. Он брутальный, обжигающе горяч — настоящий, реальный Адонис, и мои давно забытые девчачьи части тела немного сходят с ума от наблюдения за тем, как солнце освещает его загорелую, пропитанную потом кожу.

Я здесь уже больше недели и знаю, что не готова уезжать. Я даже не хочу говорить об отъезде. Если уж на то пошло, я хочу сказать Стью из «Бассейны Стью», чтобы он шёл на хер, доставить Майло сюда, выставить свой дом на продажу и просто… остаться. На время. На неопределённый срок. Я не знаю, как надолго. Может быть, навсегда.

Есть что-то в этом месте и в Кэссиди Портере, что исцеляет самые грубые, зазубренные, самые раненые части меня, и я безнадёжно несчастна, когда думаю о том, чтобы оставить его и вернуться в «реальный» мир. Почему это не может быть реальным?