Даже не утруждая себя тем, чтобы скрыть перемещение, прямо из целительского блока Кетро телепортнулся на заснеженный пик и позволил вскипающей крови выплеснуть раздражение. Через мгновение заснеженная вершина горы Вер-Аэрдэ, сверкавшая девственной белизной, превратилась в чёрное пятно. Внутренний огонь вырвался, охватил всё тело этерна, не только расплавил снег, но испарил и влагу.

— Что со мной происходит? — произнёс Илрэмиэль, мрачно разглядывая результат своего гнева. Ответом стало лишь равнодушное молчание. Словно это могло что-то исправить, он прокричал свой вопрос ещё раз. Так громко, что эхо прокатилось над горами.

* * *

Пришлось рассказать матери про браслет. Ему не хотелось в приступе очередного гнева спалить Академию, выдать себя или навредить кому-либо. Подобное случилось в детстве, когда он однажды снял браслет без разрешения.

— Илрэмиэль, что ты опять натворил?! — причитала мать, в ужасе оглядывая полностью выжженную детскую. Илрэмиэлю было семь. Они уже пару лет жили в городском особняке лорда Кетро, который мало интересовался сыном жены. Хотя мать тоже мало внимания уделяла Рэму. Сколько он себя помнил, она всегда была встревожена, они всегда куда-то бежали и где-то прятались. В доме Алехара мать немного успокоилась, но всё равно всегда была занята. Словно вместо вечной гонки за безопасностью, она нашла новую цель.

Словом, Кетро всегда был предоставлен сам себе, и находил занятие как мог. Ему просто захотелось снять браслет, который всегда был на его запястье. Это оказалось непросто. Застёжки на серебряном изделии не обнаружилось, Рэм перепробовал кучу ножниц, ножей и даже кинжалов, пару раз порезался, но браслет удалось снять лишь ритуальным кинжалом жреца рода Кетро, который в тот день удачно заехал к Алехару по делам.

Илрэмиэль тихонько вытащил кинжал из широких складок балахона служителя храма и мерцающий золотой клинок легко справился с серебряным браслетом.

Он сделал это в своей спальне и едва браслет соскользнул с запястья, как рука вспыхнула алым пламенем. Рэм с интересом уставился на собственную конечность. Теоретически он знал, что огонь обжигает, однажды видел ожоги повара, которого отец легко вылечил. Но почему-то пламя, охватившее руку Илрэмиэля, не жгло его. Огонь перекинулся на вторую руку, охватил всё тело, и тут он испугался. Заметался по комнате, начал кататься по полу, пытаясь сбить пламя, в итоге лишь поджёг ковёр, мебель и спалил комнату дотла.

— Рэми, — Гиэлрин изо всех сил старалась говорить мягко. — Тебе нельзя снимать этот браслет, понимаешь? В Гехарийской империи использовании стихийной магии карается смертной казнью, сынок.

Слова матери долетали словно издалека, Рэм удивлённо оглядывался по сторонам, не в силах поверить, что это именно он превратил комнату в настоящее пепелище.

— Мы скажем Алехару, что ты играл со свечами, — спокойно продолжала мать. Хотя Рэм прекрасно знал, что это лишь видимость спокойствия. Голос её подрагивал. — Загорелась занавеска, ты испугался, выбежал из комнаты, а пока искал меня — комната сгорела дотла. Хорошо?

Он кивнул. Мама всегда знала, как лучше поступить. Он слушался её, когда они сбежали от тех страшных огненных людей, которые держали их в плену. Он слушался, когда они попали к этернам. Рэм всегда делал так, как говорила мама. Он с детства знал, что мама знает, как будет лучше.

— Ничего, дорогой, — она привлекла его к себе, погладив по голове. — Однажды ты станешь императором, перепишешь дурацкие законы, и никто не посмеет и слова сказать против тебя или твоей магии. Потому что ты у меня самый сильный и непобедимый мужчина в мире, запомни это Илрэмиэль.

Он верил… Он верил всему, что говорила мать, потому что она никогда не ошибалась. Она сказала, что они сбегут и они сбежали. Сказала, что будут жить в безопасности в красивом доме, и они жили. Сказала, что он станет самым сильным, и он стал. Она сказала, что он станет императором…