Поцелуй зимы - Анна Шейн (2021)

Она любила отца, но до сих пор не могла простить ему материнских слез. Наверное, самым ужасным, что она могла бы сделать покойной родительнице — выйти за кого-то похожего на лорда Догейна и точно так же стать рабыней несчастливого брака.

И она боялась, искренне, хотя понимала, что брату это может показаться обидным, что и Артур сделает несчастной ту, кого по-настоящему полюбит.

Любовь… Какая же она странная. Лишь в сказках она приносит одно только счастье, избавляет от всех бед, осветляет путь человека. А в жизни… В жизни любовь калечит, любовь требует жертв, любовь убивает! Даже самое чистое, самое настоящее чувство может принести столько бед, столько страданий!

Почему же тогда… Почему же люди продолжают рисковать? Продолжают тянуться друг к другу? Вступают в неравный поединок с любовью, надеясь на мизерный шанс отвоевать свое счастье?

Катрине почему-то вспомнился Лансер. Его улыбка, широкая и искренняя. Его волевой взгляд.

Она разозлилась и попыталась отогнать мысли о принце. С чего вдруг сейчас она о нем думает?! И почему с таким жаром пылает в ее груди злость на Лансера? Что подпитывает это пламя? Что заставляет его полыхать со всей силы? Какое-то таинственное, сокрывшееся в глубине чувство.

Катрина испугалась, решив, что это может быть то самое чувство. Сводящее с ума, порабощающее. Смертельно ядовитое и пленительно сладкое…

Нет! Этому чувству стоит оставаться там, где оно зародилось — в самых потаенных уголках ее мыслей, в самых недрах ее души. Пускай томится там и даже не мечтает вырваться наружу. Ведь она… Она уезжает. По его же просьбе. Нет, по его приказу!

Она уезжает.

Значит… Решено.

Глава 17. «До свидания»

— Знаешь, у меня было много предположений. Когда мы с тобой взяли Осигван, и я позвал тебя наведаться с нами в гарем того проклятого султана, ты отказался. Это так меня впечатлило… — Артур, устроившийся на стуле подле камина в главном зале, медленно отпил вино из кубка. Уж началась вторая половина дня, а он оставался бесстыдно трезвым! Это его раздражало, и навряд ли один несчастный кубок изменил бы ситуацию.

— Ты очень впечатлительный, — Размунд, склонявшийся над столом и выискивающий на карте одним лишь Небесам известно что, слушал рыцаря вполуха. Вассал короля догадывался, что бывший соратник пришел поточить лясы, но совершенно не разделял его желания. Он и вовсе не хотел с ним общаться. Сэр Догейн был прекрасным воином, но никудышным товарищем.

— Очень! Я очень впечатлительный! — Артур, хоть и видел, с какой неохотой отвечает Размунд, продолжал. Пожалуй, неохота собеседника его даже подстегивала, — так вот тогда я начал строить догадки. Знаешь, я ведь никогда не видел тебя с женщиной! Я сначала решил, что ты евнух. Потом, наслушавшись историй о тебе и твоей преданности принцу, подумал, что, вероятно, ты любишь мальчиков и давно страдаешь от тайной, порочной и безответной любви к нашему очаровательному Лансеру. Мне оставалось только надеяться, что любовь эта вспыхнула, когда у принца начали, по крайней мере, расти усы, иначе я бы сдал тебя инквизиции.

Артур выпил еще. Вино защипало в горле.

Размунд, оскалившись, молчал. Знал, что прерывать его нет смысла. Хотя с желанием треснуть заносчивому юнцу по башке становилось все сложнее бороться.

— В самом конце я допустил, что ты можешь быть очень-очень… Очень. Уродливой. Женщиной. Которая от безнадеги подалась в вояки.

— Женщиной? Ты видел мою щетину?! — Размунд потерял терпение.

— Я же сказал: «очень-очень-очень уродливой»! — он оскаблился ехидно, — занятно, что только это предположение тебя задело. Значит, варианты про евнуха и мужеложца тебя нисколечко не смущают?

Размунд закатил глаза, наконец, глянул на рыцаря и, сложив руки, дознался:

— Ты закончил?

— Да.

— И к чему должна была вести эта долга прелюдия, сэр Догейн?