Мое безумие - Калья Рид (2021)

Но это выше моих сил. В моей голове продолжают эхом звучать два слова: плохая мать. Плохая мать. Плохая мать. Они становятся все громче и громче, и вскоре мне кажется, что их в мегафон кричат мне в ухо.

Риган видит мое смятение. Она смеется, сначала медленно, но вскоре хватается за живот, буквально корчась от хохота, и слезы текут по ее лицу.

Глаза мне постепенно застилает красный цвет. Это все, что я вижу. Гнев, кипевший внутри меня уже несколько дней, наконец вырывается на поверхность. Так резко и с такой силой, что я не успеваю подумать о своих действиях.

Я перелезаю через стол и сбиваю Риган с ног. Я застала ее врасплох. Она растеряна, она хватает ртом воздух. Я спешу этим воспользоваться.

Вокруг меня возникает переполох. Ножки стульев царапают пол. Люди движутся. Но я не останавливаюсь. Мои руки сжимают ее горло, сдавливают его изо всех сил.

– А ты сама, Риган? – Я тяжело дышу. – Расскажи мне свою гребаную историю.

Ее лицо синеет. Я продолжаю сжимать ей горло, даже когда вижу в ее глазах страх. Я глубоко вдавливаю большие пальцы в ее кожу.

– Расскажи мне, от чего ты бежишь! – требую я.

Нет, я, конечно, отпущу ее. Клянусь. Я лишь хочу показать ей, что она зашла слишком далеко. Но чьи-то руки хватают меня за плечи.

– Виктория! – кричит позади меня Синклер.

Откуда он взялся?

– Отпусти.

Он пытается оторвать от нее мои руки, но у меня сила двадцати мужчин.

– Говори! – кричу я ей. Риган слабо хлопает меня по руке. Она пытается брыкаться. Синклер оттаскивает меня от нее лишь с третьей попытки. Он завел мне руки за спину, как будто я преступница.

Мое сердце колотится о ребра. Я не могу отдышаться, и знаете что? Мне это нравится.

– Ты ничего не знаешь обо мне, тупая сука! – кричу я.

Две медсестры помогают Риган сесть. Румянец медленно возвращается к ее лицу. Она жадно втягивает в себя весь воздух, какой только может, а потом неудержимо хохочет.

– Браво, Виктория! Наконец-то ты ожила!

– А ты гребаная психопатка.

Похоже, мои слова задевают ее за живое. Я улыбаюсь и открываю рот, чтобы сказать больше. У меня для нее готовы сотни оскорблений, и они ждут, когда я их озвучу. Кто знал, что во мне накопилось столько злости?

Меня вырывают из рук Синклера. Две медсестры оттаскивают меня подальше от Риган. Я сопротивляюсь, брыкаюсь, пытаюсь с ними бороться. Синклер смотрит на меня с болью в глазах, и я знаю: это из-за меня. Эту боль причинила ему я. Меня охватывает паника. Он видел, как я сорвалась. Он больше никогда не вернется. Я снова буду одна, хотя только сейчас начала понимать, кем мы были.

– Синклер! – кричу я. Он не отвечает. – Синклер! Прости.

Медсестры толкают меня по коридору к женскому отделению.

– Синклер, честное слово, прости! – кричу я.

Двери открываются, и я изо всех сил поворачиваюсь, чтобы вырваться из рук медсестер. Но они крепко держат меня. Двери захлопываются, и лицо Синклера исчезает.

Мои ноги становятся ватными, и я позволяю медсестрам затащить меня в мою комнату. Они кладут меня на кровать. Я лежу как статуя и тупо смотрю в потолок.

Перед тем как дверь закрывается, одна из медсестер неуверенно спрашивает:

– Тебе принести Эвелин?

Я поворачиваю голову.

По идее, я должна испытывать отчаянное желание увидеть своего ребенка. Должна, но не испытываю. Я представляю, как держу Эвелин, и каждый раз, когда я смотрю в ее личико, там ничего нет. Что, если бы она была там во время драки? Окутанная темной пеленой гнева, смогла бы я по-прежнему защитить ее? Мне хочется сказать да. Но что-то меня сдерживает. Со мной еще ни разу не случалось такого мощного припадка гнева, как будто я стала совершенно другим человеком.

Наверно, я правильно поступила, отдав дочь медсестре. Это единственное светлое пятно в этой истории.

– Нет.