Девочка на шаре - Марина Друбецкая, Ольга Шумяцкая (2012)

Щуплый репортеришка Авдей Дроздов вился в одесском порту в надежде пробраться в дирекцию морского пароходства и выпросить наконец себе место в одной из корабельных газет, как вдруг увидел, как по трапу, брошенному на берег с «Великой Елизаветы», трехпалубного лайнера, только что пришедшего из Индии, спускается не кто иной, как Сергей Эйсбар, режиссер знаменитой «Защиты Зимнего». Эх, бойко писал о нем один из дроздовских сотоварищей по газетному перу. Как там было? «С помощью синематографа Эйсбар управляет историей — как средневековый летописец, который брутальным росчерком пера на столетия вводит в заблуждение целые народы». Подкатиться, взять интервью? Начнется: «устал», «завтра справьтесь в гостинице». И Дроздов решил просто тиснуть заметку о возвращении Эйсбара из путешествия с новой удивительной фильмой. Статейку перепечатала и столичная газета, однако шумихи не было.

С корабля Эйсбар сразу поехал на железнодорожный вокзал и купил билет на первый же поезд в Москву. Долго грузили его поклажу. Он взял два купе. Чувствовал себя довольно отвратно: располнел — не сильно, но часто становилось тяжеловато дышать. Море утомило его: всю дорогу оно казалось закрытым занавесом, в колышущуюся стену которого вынужден вместо спектакля утыкаться взглядом театрал. Мелькание сменяющихся пейзажей за окном поезда подействовало успокаивающе. После пряных красок Индии зимняя Москва показалась снятой на черно-белую пленку. На набережной, напротив храма у Пречистенских ворот, высилось нагромождение квадратов из стекла — значит, конструктивисты все-таки нашли поклонников своего функционального стиля. А Федор Шехтель, автор сказочных особняков, которые целой клумбой расцвели в районе Арбата еще в 10-х годах, видимо, получил право на строительство павильонов подземной железной дороги. С подземкой Москва затянула — в европейских столицах метро функционировало уже не один десяток лет. Эйсбар вспомнил, что газеты судачили об этом полтора года назад, когда Индия только была в перспективе. Да, Шехтель молодец! Таксомотор вез Эйсбара по знакомым вроде улицам, но через каждый квартал возникали неизвестные ему строения, увенчанные большой буквой «М». Вензель буквы — с изгибом древнерусской каллиграфии. А входные павильончики на станции подземки выполнены в разных стилях: мавританский, бухарский, готический, викторианский и просто выдуманные архитектором драконы, заглядывающие в окна, рыбы, помахивающие хвостами над дверным порталом. Эйсбар развернул газету — поморщился, обратив внимание на заметку о своем прибытии, и уткнулся в дискуссию о том, что «…Шехтель и его станционные павильоны превратили столицу в город-сон». Да уж, есть немного. Эйсбар вспомнил поразившие его «Ворота Индии» в Бомбее. Оглянулся на второй таксомотор, который вез его багаж. И мысли снова пошли по кругу.

Какими радужными были первые месяцы съемок и к какому развалу все пришло. Он объехал несколько провинций, ощутил, что значит находиться в грязи людского месива, и понял, как снимать эту кашу, в которой одна плоть неотделима от другой. Написал сценарий: европеец вместе с тибетским монахом ищут ребенка, в которого реинкарнировался Будда. История об анонимном боге, которого толпа не знает, но которому инстинктивно подчиняется. Он уже видел, каким должен быть фильм, и знал, что тот станет революцией не только для русской, но и для европейской аудитории. Действительно, из Германии и Англии пришло оборудование: специальные краны, которые позволяли камере зависать над съемочной площадкой в высоких точках, операторские тележки. Англичане явно предполагали строить здесь, в стране вечного лета, большую студию. На паях с ними был арендован самолет. И, однако, все происходило в каком-то мареве — будто не ты сам ходишь, отдаешь указания, выбираешь, а тебя несет облако, наполненное густым пряным дымом. Оно не отпускает ночные сновидения, в нем слоятся мысли — ненужные цепляются за нужные, наслаиваются одна на другую. Нет ясности. И нет в голове порядка, который Эйсбар любил.