Девочка на шаре - Марина Друбецкая, Ольга Шумяцкая (2012)

Жорж Александриди был невыносим. Делать ему было особо нечего, и он валялся целыми днями во влажной духоте гостиничного номера, который — к неудовольствию Эйсбара — оказался смежным с его собственным, жаловался на англичан. Англичанок называл неоструганными досками — «жестки и шершавы», их мужья досаждали ему тем, что даже в постели говорили о футболе и политике. И те и другие быстро ему надоели, и он переключился на местное население. Пристрастился к марихуане. Сначала курил по вечерам, отправляясь в гости к знакомым, которых он тут же завел в изобилии, а потом — и днем, и утром. Сладкий запах травы был повсюду. Эйсбар тоже пробовал курить, но был в результате раздражен — ему не понравилось, что размывается картина мира. Он точно знает, какой она должна быть и какие действия надо совершить, чтобы ее своим внутренним зрением видел не только он, но и люди в кинозале. Эйсбар любил ставить точки и восклицательные знаки, а здесь все тонуло в многоточиях. И запах! Приторный или сладковато резкий, он оказался больше чем эфиром, он материализовался в заразу, которая поначалу незаметно, но последовательно травила съемочную группу и съемки. Зараза дезорганизованности. Люди уходили со съемки посреди дня, бросив все на половине эпизода. Осветитель опускал лампу на землю и спокойно покидал площадку. Гесс безуспешно пытался все делать сам и сохранять сосредоточенность. В один прекрасный день ассистент Эйсбара улыбнулся и уехал с какой-то англичанкой на север. Больше они его не видели. Оказалось, что съемочные записи, которые он вел, — номера эпизодов, дублей, точки съемки — в полном беспорядке, а частью потеряны. Сейчас, вернувшись в Москву, Эйсбар с ужасом думал о том, что снятые, неснятые и снившиеся влажными беспокойными ночами эпизоды слиплись в его сознании в один громадный неподъемный ком. Надо отсматривать весь материал, дубли, искать кого-то, кто будет разбираться в записях. Где, например, эльф Ленни? Вот кто помог бы… И эта катастрофа со статистами, в которой он виноват совсем не в той мере, в какой представляла британская газета, выходящая в Бомбее. С того бессмысленного крушения моста все и началось.

Таксомоторы остановились около дома Эйсбара почти одновременно. Эйсбар вышел из машины и едва не поскользнулся на подмерзшем тротуаре, но удержался на ногах, найдя точку опоры в виде сугроба. В не по сезону легкие туфли сразу набился снег. От свежести снега и яркого простого света ему неожиданно полегчало. Воспоминания отступили. Дома. Нигде не пахнет приправой карри. Как-нибудь все уладится. Он подошел ко второй машине, приоткрыл дверь и назвал шоферу адрес.

— Там вас встретят. Обо всем договорено, — сказал он на ломаном английском темнокожей немолодой женщине, закутанной в одеяло поверх ярко-оранжевого сари. Та кивнула. И приподняла край пушистого шерстяного платка. Появилось личико младенца, совсем крохи, месяца три от роду. Его глаза бессмысленно блестели — как две маленькие лампочки, притороченные к игрушке незадачливым инженером. Один — карий, другой — зеленый. Совсем как у Эйсбара.

Да, в багаже Эйсбара имелся еще и младенец и при нем — кормилица: а как иначе везти визжащий, сопящий и какающий груз через океан? Мать младенца, сама почти подросток, была мертва. Повадками похожая на птицу, она несколько раз пыталась подстеречь «начальника белого театра» — Эйсбара — в съемочных декорациях. Вытягивала нос из-за ящика, как синица, поводила головкой вправо-влево и снова пряталась. Эйсбар однажды скользнул неузнающим взглядом — как узнать? они все на одно лицо! — по ее фигурке и подумал, до чего халтурно работают костюмеры! Даже настоящий живот толком не могут сделать. Вот к девчонке привязали воздушный шар, никакого отношения не имеющий к карандашику ее тела. Ткни пальцем, и шар под сари лопнет.