Гобелен - Фиона Макинтош (2015)

В Престоне его ждала хорошая новость – два отряда драгун покинули город с целью отыскать приближающихся шотландцев. Слухи передавались уже не шепотом, а в полный голос, и постепенно переросли в уверенность: королевская армия сопротивления не окажет.

– Кто бы мог подумать? – заметил один из товарищей Уильяма по оружию – они въезжали в центр города, лошади шли голова к голове. – Вот вы ожидали такого, милорд?

– Нет, не ожидал. Не ожидал, что в Престоне столько красивых зданий, – отозвался Уильям, указывая на ратушу и дома местной знати.

– Полагаю, наконец-то наши солдаты смогут компенсировать себе все походные лишения.

Уильям отнюдь не был уверен, что настал час праздновать победу, но счел за лучшее не озвучивать свое мнение.

– Этот город нужно оставить в целости. Попытаюсь поговорить с генералом Форстером – пусть запретит ребятам озорничать сверх меры.

Впрочем, едва ли над Престоном нависла угроза мародерства, подумал Уильям; генерал Форстер, убежденный тори, собрался провести здесь пару дней, отдохнуть от тягостного похода, насладиться прелестями городской жизни – и хотел, чтобы его солдаты занялись тем же. Однако, проспавшись после увеселений и перейдя мост Риббл, генерал с удивлением обнаружил изрядное скопление войск противника.

На Форстера Уильям надежд не возлагал – зато возлагал их на человека, известного как Старый Борлум. Уильям Макинтош, лорд Борлум, дядюшка вождя клана Макинтош, возглавлял две тысячи самых отчаянных и храбрых горцев; именно людям Борлума, от которых правительственные войска терпели наиболее значительный урон, якобиты были обязаны своим до сих пор не поникшим боевым духом.

Со Старым Борлумом Уильям сошелся еще во Франции. Борлум служил в армии Людовика Четырнадцатого, был принят при дворе, где познакомились, полюбили друг друга и обвенчались Уильям Максвелл и Уинифред Герберт. До утра Уильям пил с приближенными Старого Борлума; впрочем, выпили не столько, да и не в том настроении, что другие участники восстания якобитов. Расположились в рощице, чтобы наблюдать за лагерем англичан.

– Безмозглый осел, чтоб ему провалиться! – высказался о Форстере Старый Борлум. – Трус вроде Мара; от него решительных действий не дождешься. Какого дьявола он не охраняет мост? – Макинтош, изрыгая проклятия, приблизился к Уильяму, который потягивал отнюдь не веселившее его вино. – Вот оно, наше слабое место! Так и знайте, Максвелл, – вот оно! Если англичане перейдут мост, нам конец.

Уильям кивнул. Старый Борлум был совершенно прав.

– По вашему совету мы привлекли людей укреплять город. Они работали целый день. Лорд Дервентуотер даже наградил солдат деньгами для укрепления духа, – произнес Уильям, надеясь уверить Макинтоша в боеготовности якобитов.

– Граф засучив рукава работал наравне со всеми, – вставил кто-то. – Являл собою пример радения и рвения.

Макинтош только хмыкнул.

– А Мар покамест расслабляется в Перте; радуется, что прибыли кланы Фрейзер, Макдональд и Маккензи.

Завтра все решится, думал Уильям. Спать он пошел в овин, к своим солдатам. Поллок начал было протестовать, но Уильям осадил вассала:

– На войне все равны, Поллок. Потому что все проливают кровь.

Утро выдалось промозглое, как и накануне, с той разницей, что не капало сверху. Впрочем, дорога успела раскиснуть. Оставив для своих солдат приказ ежеминутно быть готовыми к выступлению, Уильям стал разыскивать Макинтоша.

Старый Борлум заметил его издали, сплюнул под ноги. Уильям оглядел равнину, где заняла позицию английская армия.

– Вам не кажется, что ваш яркий наряд делает вас очень соблазнительной мишенью? – спросил Уильям, указывая на сине-красно-зеленый тартан Макинтоша.

Старик усмехнулся.

– Действительно, с тем же успехом я мог бы нарисовать мишень на собственной спине – да только я скорее дам вражескому копью пронзить свой тартан, нежели умру на бархатных подушках.