На сей раз ночевали в приходской церкви. На колокольне выставили часового. Лорд Дервентуотер со своими конными добровольцами обосновался на церковном дворе. Особняк с плоской крышей – собственность сэра Генри Хотона – оккупировали три десятка горцев из полка лорда Мара. Оттуда открывался отличный вид на лощину и мост. На других стратегически важных точках группками окопались прочие якобиты; каждая группка подчинялась приказам исключительно своего предводителя. Уильяму стало казаться, что восстание обречено на провал, – ведь каждый предводитель имел собственное мнение относительно боевой стратегии, а Старый Борлум и вовсе открыто игнорировал распоряжения генерала Форстера.

Уильям знал: разногласия неминуемо обернутся катастрофой. Но выбора не было, и он с дюжиной превосходно вооруженных людей занял один из лучших домов. Дом глядел фасадом на Черч-стрит, с которой англичане и начали штурм.

Перекрывая свист пуль, что летели с чердаков и из окон, Уильям наставлял своих людей.

– Стрелять по моему сигналу! – грохотал Уильям. – Наметьте цель, затем открывайте огонь.

От его слов судорожное щелканье курками прекратилось, и тут красномундирники хлынули сквозь баррикаду. Уильям Максвелл замолк. Добиться метких выстрелов было невозможно, и под дикие вопли горцев Уильям повел людей прочь из дома, на улицу, чтобы начать рукопашную с врагом.

Схватка была в разгаре. Редкие секунды отрезвления от крови окрашивались для Уильяма осознанием: якобиты несут тяжелые потери. Палаш его, как ни часто опускался на головы красномундирников, не наносил существенного урона их армии; преданные вассалы бились не менее храбро, вдохновляемые мрачным упорством своего командира. Англичане попытались поджечь город, но ветер как будто не пожелал вступать в заговор против якобитов. Поджог не удался, хотя дыма оказалось достаточно, чтобы красномундирники получили необходимое им прикрытие. Солдаты генерала Уиллса проникли на задворки особняков – то есть в якобитский тыл. Дом за домом англичане захватывали город. В числе прочих было занято жилище Роберта Паттена – главный наблюдательный пункт.

Уже в сумерках Уильям велел двум разведчикам, в том числе Поллоку, добыть сведения о планах англичан на грядущую ночь.

– Разве не лучше было бы подождать…

– Никого я ждать не собираюсь, Поллок. Насколько я понял, теперь это наша война – то есть война Максвеллов и горских кланов против англичан. Мы отрезаны от прочих, поэтому повиноваться будем лишь собственному рассудку.

Поллок нырнул в дымовую завесу, сгустившуюся к ночи, скрывшую языки пламени – от них осталась только зловещая багровая подсветка.

– Англичанам велено зажечь по свече перед каждым фасадным окном каждого здания, ими захваченного, – выдал Поллок, возвратившись.

– Так давайте их запутаем – зажжем свечи в домах, которые пока принадлежат нам, – сказал Уильям.

В лице Поллока мелькнула неуверенность, однако Уильям, всегда предпочитавший действия раздумьям, сам пошел от дома к дому, лавируя меж огней, ища спасительной тени в предательские моменты вспышек, могущих выдать его врагу. Он принялся зажигать свечи перед окнами зданий, в которых, он твердо знал, засели якобиты.

– Берите в плен всякого, на ком надет красный мундир, – распорядился он перед уходом и подмигнул Поллоку.

Итак, Уильям с риском для жизни вводил в заблуждение вражескую армию; а что же его начальник, Форстер? Форстер спокойно лег спать.

Уильям поздравил якобитов с тем, что потери их невелики; запах крови от собственной одежды и металлический привкус во рту уничтожил порцией вина – и забылся беспокойным сном в доме обедневшего престонского дворянина, в уголке гостиной.