От ненависти до любви - Валентина Мельникова (2010)

Но я обращала мало внимания на то, что извне. Главное – мое внутреннее состояние. Что толку сходить с ума? В безумной ярости рвать на себе волосы и крушить все, что попадет под руки? Все равно ничего не изменишь! Эти камни слишком прочные, чтобы пробить их головой. Рано или поздно, но конец все равно придет. Без воды я протяну в лучшем случае пару дней…

Почему-то я думала об этом без особого сожаления. Видно, на самом краю, без капли надежды на спасение смерть воспринимается без истерик и рвущих душу страданий, как что-то неизбежное, как избавление от бóльших мучений.

Вдруг нога утонула в чем-то мягком, и я инстинктивно отпрянула в сторону, ударившись плечом о стенку. Она была гладкой. Ни щербинки, ни выбоинки. Чем не кладбищенское надгробие! А еще я подумала, что размеры моей темницы не так уж и велики. Правда, намного просторнее обычной могилы! Но эти ассоциации опять же не слишком меня расстроили. Вероятно, потому, что я не до конца осознала реальность происходящего.

Что-то подкатилось под ноги. Я машинально нагнулась. Фонарик? Значит, Сева тоже здесь? Но почему не отзывается? Я снова позвала его и включила фонарь. Он светил слабо, видно, села батарейка. Я, понимая, что свет скоро погаснет, принялась озираться по сторонам и орать как оглашенная:

– Сева! Сева!

Даже эхо не отозвалось на мои вопли. Зато теперь я смогла разглядеть, куда занесла меня нелегкая. В воздухе висела пыль, а фонарь светил все слабее и слабее. Я лихорадочно водила лучом по всему пространству сокровищницы и пару раз протерла глаза, прежде чем поняла, что же открылось моему взгляду. С детства я помню иллюстрации к сказке «Али-Баба и сорок разбойников». Детские впечатления вернулось с новой силой, когда я, вытаращив глаза, уставилась на кучи бочек, коробок, ларцов, сундуков и ящиков, заполнивших тайник до высоты человеческого роста.

Когда-то эти сокровища были бережно упакованы и аккуратно сложены. Но время взяло свое – ларцы и бочки развалились, и из них вытекли потоки золотых и серебряных монет. Из полусгнивших сундуков высыпались драгоценные камни. Даже при слабом свете они отбрасывали на стены «зайчики», сверкали, искрились, переливались, как тысячи звезд. Напротив возвышалась гора истлевших ковров и тюки материала, очевидно, шелка. Теперь он превратился в лохмотья черной пыли, которую пронизывало множество золотых нитей. Рядом громоздились десятки небольших деревянных ящиков. Стенки их зияли дырами. Сквозь них виднелись массивные золотые слитки – сотни, может быть, тысячи слитков, плотно прижатых друг к другу.

На полу валялись кожаные сумки разных форм и размеров. Они почти истлели и раскрылись, явив взгляду золотые кресты и церковную утварь, иконы в драгоценных окладах, толстенные фолианты, чьи переплеты щедро инкрустированы золотом и драгоценными камнями.

Что ж, наворовал Терсков изрядно! Не знаю, каков был бюджет Российского государства при Екатерине Великой. Но в том, что сегодня этих сокровищ с лихвой хватило бы на год безбедного существования нашего края, не сомневалась.

Наклонившись, я старалась разглядеть, что хранилось в сумке, на которую я чуть было не наступила. Я не специалист в оценке древностей, но поняла, что лежавшие у моих ног сокровища бесценны. И добыты они «бугровщиками» вроде деда Маркела, только три века назад, в древних курганах-захоронениях. Фигурки фантастических животных, украшения, оружие, золотые и серебряные кубки составили бы гордость любого даже очень знаменитого музея. Значит, отец был прав, когда спорил с Петром Аркадьевичем. В тайнике воеводы и впрямь спрятаны несметные исторические сокровища.

Но если мои родители проникли в сокровищницу, то они где-то здесь. Вернее, их останки…

Меня пробрал озноб. Нет, не напрасно приснился мне полет над Макаровкой. Был тот сон и подсказкой, и предупреждением. И Волвенкин не зря привиделся. Я почти не сомневалась, что он знал, куда подевались мои родители. Но почему молчал? По какой причине?