— Когда ты не сопротивляешься, не так интересно, — проворчал он.

— Люций, не играй с едой.

— Я с ней не играю, я ее… — он без всякой подготовки вонзил клыки в сонную артерию и одновременно свой член в мое лоно. — …ебу.

Острота страха от его укусов и секса проходила, всепоглощающее наслаждение от вампирской наркоты при укусе было уже привычным, нереальность происходящего — мужчина моей мечты, идеальный и прекрасный, хочет меня, трахает меня, проводит со мной каждый день и час — тоже тускнела.

И на первый план выходили настоящие, реальные ощущения от холодной твердой плоти во мне, от острых зубов в пульсирующей горячей артерии, от жестокости и любви, смешанных в равных пропорциях между этими крайними точками. Которые сами по себе — и жестокость, и любовь.

Я выдохнула, пытаясь вновь запустить ход сердца и работу легких, замерших в тот момент, когда сладкая горечь разлилась по венам, погружая меня в неизбежную эйфорию после укуса. И мое дыхание стало облаком тьмы.

Оно окутало нас, вновь перемешивая эмоции и чувства, и Люций, не теряя времени, вонзил клыки еще глубже — кажется, он любил в этом коктейле чуть больше боли, чем я. Возможно, лет через тысячу, я бы тоже пресытилась простыми удовольствиями и хотела бы горечи и боли больше, чем сладости и счастья, но не сейчас. Еще нет.

— А придется… — прошептал он мне на ухо. — Все-таки я пока главный.

Его когти проскользнули по моей щеке, едва задев ее, лишь царапнув. Но уже на груди, он надавил чуть сильнее, и кожа разошлась, выпуская череду алых капель.

Боль была поверхностной, легкой, и Люций с легкостью высасывал ее вместе с порциями моей крови.

Ему этого было мало.

Он опустил пальцы в самый низ живота, туда, где кожа нежная, а чувствительность не хуже, чем на груди. И стремительным движением прочертил три глубокие полосы, моментально заполнившиеся кровью. Она разлилась по коже, испачкала и его тело тоже. А пульсирующая боль от ран вплелась в ту симфонию чувств, которой он дирижировал, подбирая себе новые оттенки наслаждений.

Боль стала доминантой, позволяя удовольствию появляться лишь сполохами, когда Люций вынимал и погружал клыки в артерию. Клубящаяся тьма обвивала наши руки и ноги, заставляла электричество танцевать на коже и колоться крошечными разрядами в момент прикосновений.

Мне нравилось. И не нравилось.

И бесило.

Меня бесило, что эта тварь снова использует меня как инструмент для своих развлечений.

И если раньше я могла только пищать и пытаться получать удовольствие, то сегодня я поняла, что это время прошло.

Я глубоко вдохнула, втягивая облако тьмы обратно в себя, выгнула спину, уперлась ногами и в тот момент, когда член Люция почти до конца выскользнул из меня, я зашипела — как вампир! — и сбросила его с себя.

Последние остатки связи между нами передали мне его изумление и стылое одиночество, резко сменившее горячечную боль-удовольствие, и тут же я осталась наедине с ранами на коже. А выражение изумления на лице Люция постепенно менялось на ярость.

Отлично!

Надо же научиться пользоваться своей новой силой. Не зря же я трахалась сразу с двумя вампирами, я теперь знаю кун-фу!

Или тьма внутри меня знает кун-фу, потому что я даже не успела толком подумать, что я хочу, а она уже прилила к коже изнутри и сделала ее прочной и горячей. Поэтому выпущенные когти Люция, который бросился на меня так быстро, что я, даже прокачанная вот этим всем, не отследила, скользнули, не процарапав ее.

Очень хотелось сказать тьме спасибо, но я решила пока подождать. Меня ждала драка!

Я не смогла придумать достойную альтернативу вампирским когтям, и подумала, что и мне они не помешают — когти тут же выдвинулись из пальцев. Но не просто острые звериные, как у Люция, а трехгранные лезвия, острые и опасные — раны от них долго не закрываются. Самое то против бешеной вампирской регенерации.