Перст судьбы - Елизавета Дворецкая (2012)

— У меня на это есть еще три года, верно? — Стейн улыбался и брал ее руку.

Велемила не отвечала и отводила глаза. Она сама пока не понимала, чего хочет. Знала только, что вечер сбора «волчьей подати» все изменил. С появлением возле нее Стени она начала понимать многое из того, чего раньше не осознавала. Она замечала, что Вольга носит золотой варяжский перстень, и даже знала, что это давний подарок Дивляны. Но только теперь поняла, что для Вольги это не просто кольцо и даже не просто золото. Это залог, который девушка еще до сватовства дарит парню в знак своего согласия. И если Вольга по-прежнему не расстается с ним, теперь, когда Дивляна давно стала женой другого, это значит, что в сердце своем Вольга так и не смог от нее отказаться. Ну и как она, Велемила, собирается жить с ним, зная, что он любит ее сестру? Раньше эта давняя любовь была для нее где-то в области семейных преданий, а теперь у нее будто открылись глаза и она научилась читать в чужих сердцах, угадывать чувства, которые прежде были ей самой неведомы.

— Уж не задумала ли и ты из дому бежать? — в один из праздничных дней обронил, усмехаясь, Домагость. — То-то я все примечаю, ты с этим Стеней Вестимовым круги водишь? Будто своих парней тебе мало!

— Что я, с ума слетела? — возмутилась Велемила, твердо зная, что должна таить свои чувства: опыт Дивляны не пропал даром. — От своего счастья бегать! Я хочу плесковской княгиней быть!

— Ну, смотри! — Домагость не упорствовал в своих подозрениях. Он по привычке все считал, что Велеська — маленькая девочка, от которой можно ждать разве что мелких шалостей. — А ведь лихо было бы: одна девка у меня с Вольгой сбежала, а другая, того гляди, от Вольги сбежит!

— Уж больно ты, отец, девок народил красивых да бойких. За такими только и следи! — засмеялся Доброня.

Велемила и на самом деле сомневалась: она привыкла к мысли о том, что станет плесковской княгиней, и ей эта мысль нравилась. Но сам Вольга оставался очень далеко, даже когда стоял рядом. А Стейн был частью ее собственной, ей самой принадлежащей жизни. При мысли о нем в душе поднимались радость и нежность, и он казался ей близким, даже когда жил с «волками» в лесу. И теперь ее не оставляло чувство, что Родоумова избушка соединила их навсегда, сделала одним целым навеки. Ее касалось все, что касалось его, и она хотела, чтобы он добился чего-то большего. Ведь он может, и он достоин лучшей доли! Но скажется ли это на ее собственной судьбе — она пока не знала. И у нее было еще три года, чтобы Макошь соткала свое полотно.

Сам же Стейн так далеко пока не заглядывал — ему достаточно было знать, что Велемила любит его и что завтра, по крайней мере, они еще не расстанутся. Ему даже говорить с ней было не обязательно — хватало сидеть рядом на праздничных павечерницах молодежи и, если было достаточно темно, держать за руку.

И именно Велемиле первой пришло в голову то, до чего должен был додуматься сам Стейн.

Разумеется, великая битва с медведем-убийцей стала первым, о чем «волки» поведали девушкам после своего возвращения. Селяня все показывал в лицах, и в его рассказе медведь подрос разика в два, обзавелся вторым рядом жутких клыков, а также способностью говорить человеческим голосом и при этом грязно ругаться, к счастью для девичьих ушей, на чудском языке. Рассказывал он и о том, чем вся эта сага завершилась для людей из Юрканне. Но только на третий день Велемила, которая бывала и на молодежных павечерницах, и возле стола, где ее отец собирал старейшин, связала в уме все обстоятельства.

— Пойдем-ка! — Осознав все это, она поманила Селяню. — И этого, — она показала на Пето, — возьми с собой. Отцам расскажете. Он же хотел в Ладоге помощи просить, чтобы за родичей мстить?

— Хотел-то хотел, но куда сейчас идти? — усомнился Селяня. — Они там пьют и Велемовы диковины разглядывают. Потом разве что…