Перст судьбы - Елизавета Дворецкая (2012)

Дорога оказалась не близкой: через Волхов до Ильмерь-озера, потом через большую реку Шелонь, текущую в озеро с запада, через ее приток Узу и волок на Дубенку, приток Черехи, а та уже впадала в саму Великую в непосредственной близости от Плескова. Добирались около двух недель, и Стейн, думая о своем, почти пал духом. Когда Велемила поселится на Великой, то он, даже оставаясь в Ладоге, видеть ее сможет очень редко — только если одна сестра соберется в гости к другой по случаю очередных родин.

А будущий муж Велемилы, как оказалось, владел весьма обширными землями, что лишь увеличило досаду Стейна. Еще на Шелони им начали попадаться длинные и круглые курганы кривичей. В поселках, расположенных на самых высоких местах, жители пользовались особым говором, который он начал понемногу отличать. Люди жили здесь давно, поэтому довольно много леса уже вырубили под пашни, и именно этим дружина Одда конунга была обязана тому, что вообще имела случай повидать местных жителей. Многие поселки оказывались брошенными: не зная, что это за дружина из двух сотен человек идет с востока, кривичи на всякий случай разбегались, уводя в лес домочадцев и скотину. Не раз дружине случалось ночевать в «гостеприимно» освобожденных хозяевами домах и пользоваться припасами — иной раз даже похлебка была готова на печи и ложки разложены на столе! Правда, нужды в местном гостеприимстве халейги особо не испытывали: уже шел месяц травень и, хотя ночами еще холодало, закаленные воины могли ночевать под открытым небом без больших неудобств. А в остальном все было как у всех: рубленые избы-полуземлянки, так что иной раз на поверхности виднелась лишь соломенная крыша до крошечное окошко, выдыхающее серый дым, где печки-каменки, где открытые очаги в земляном полу, деревянная утварь, вылепленные руками женщин горшки, делянки среди леса — иные покрытые свежей золой, иные уже вспаханные по прошлогоднему палу и засеянные рожью, ячменем, овсом, горохом, льном. Хлеба не оставалось уже нигде, кормились кривичи рыбой, яйцами, молоком да остатками прошлогодней вялой репы. Одд конунг, ехавший к конунгу кривичей с самыми дружескими намерениями, строго следил за тем, чтобы его люди не причиняли никакого вреда местным жителям, не покушались на убогую утварь и остатки припасов и даже с женщинами, попадавшимися под руку, обходились вежливо.

Стейн в таких случаях оказывался полезен своему новому вождю, поскольку уже очень неплохо знал словенский язык. Без него Одд конунг и его халейги были бы вынуждены объясняться на пальцах, и Стейн порой думал: уж не толмачом ли его взяли? Однако он мог рассчитывать на большее: Вестмар отпустил с ним десять человек из дружины. Больше не сумел — люди были нужны ему самому для похода на Олкогу, но теперь Стейн имел возможность внести заметный вклад в любое затеянное конунгом дело и получить соответственно приличную долю славы и добычи. Принимая его на службу, Одд конунг по обычаю подарил ему меч — не франкский, из Рейнланда, какой имел сам и некоторые из его наиболее прославленных хирдманов, но довольно хороший. Шлем, топор, копье и пара щитов у Стейна были и до того, так что среди халейгов он смотрелся не хуже других.

При помощи Стейна у местных жителей выяснили, что «Вольгаст конунг», иначе князь Волегость Судиславич, находится дома и никуда уезжать вроде бы не собирался. Как рассказывали, прошлой зимой он совершил поход на северо-восток, на поселения племени корелы, выдержал несколько сражений и принудил платить дань — иные из местных мужиков, захваченные на полях возле поселков, сами участвовали в том походе и привезли кто меха для продажи, а кто и пленных для работы. Одд конунг одобрительно кивал, а Стейн старательно скрывал досаду из-за того, что будущий муж Велемилы — столь доблестный воин! Странно — он должен был бы желать ей в будущем богатства и почета, но ему стало бы легче, если бы ее жених оказался разиней! Мысль о том, что со временем она будет не только отнята у него, но и забудет его, полюбит другого, резала как нож.