Анжелика и её любовь - Анна Голон, Серж Голон

Она вырывалась с такой энергией, что он отпустил ее.

— Вы действительно столь же ограниченны и непримиримы, как и ваши гугеноты.

— Мои гугеноты — не дети из церковного хора, и если бы не ваша провокация, мы бы не оказались в такой ситуации. Правда ли, что вы и не собирались везти их на острова?

— Да, правда.

Анжелика побледнела, губы ее задрожали, как у обиженного ребенка.

— Я поручилась за вас, а вы обманули меня. Это нехорошо.

— Разве у нас была конкретная договоренность о месте, куда я должен их привезти? Когда в Ла-Рошели вы пришли и стали умолять меня спасти их, разве вы верили, что я соглашусь взять на борт этих нищих еретиков ради удовольствия слушать их псалмы? Или ради ваших прекрасных глазок! Я не святой Павел — апостол милосердия…

Молодая женщина молча смотрела на него. Он продолжил более мягким тоном:

— Вы могли верить в это только потому, что идеализируете благородство мужчин. Я вовсе не образец или уже не образец рыцарства. Чтобы выжить, мне пришлось жестоко сражаться. Но не приписывайте мне и слишком черных замыслов. У меня и в мыслях не было «продавать» этих несчастных. Это плод их воображения. Я собирался сделать их колонистами на моих землях в Америке, где они могут разбогатеть гораздо быстрее и больше, чем на островах.

Анжелика повернулась к нему спиной и пошла к двери. Он преградил ей дорогу.

— Куда вы собрались?

— Я должна вернуться к ним.

— Для чего?

— Чтобы попытаться защитить их.

— Защитить? От кого же?

— От вас.

— Разве они не сильнее меня? И разве не они хозяева положения?

Она покачала головой.

— Нет. Я знаю, что их судьба в ваших руках. Вы всегда будете сильнее всех.

— А вы забыли, что они собирались посягнуть на мою жизнь? Вас это, видимо, волнует меньше, чем угроза их жизни?

Не думает ли он свести ее с ума, задавая столь больно бьющие вопросы? Внезапно он снова обнял ее.

— Анжелика, любовь моя, почему мы так далеки друг от друга? Почему нас все время что-то разделяет? Не потому ли, что ты не любишь меня? Поцелуй меня, поцелуй!.. Останься со мной!

— Отпустите, я не могу.

Граф де Пейрак нахмурился.

— Вот я и выяснил, что хотел.., вы больше не любите меня. Мой голос противен вам, мое внимание вас пугает… В ту ночь ваши губы не отвечали на мои поцелуи, вы были холодны, зажаты… Кто знает, не приняли ли вы на себя эту роль для того, чтобы дать возможность вашим друзьям осуществить свой план?

— Ваш домысел оскорбителен и смешон, — произнесла она дрожащим голосом. — Вспомните — вы сами не отпустили меня. Как же можете вы сомневаться в моей любви?

— Останьтесь со мной. Это будет проверкой вашего чувства.

— Нет, не могу. Я должна быть наверху. Там дети…

Она почти без памяти убежала от него, сама не понимая почему.

Несмотря на колдовскую силу его присутствия, на испытываемое ею искушение раствориться в его объятиях, на ту боль, которую причиняли ей его упреки, для нее было немыслимо остаться с ним в момент, когда Онорине, всем детям, грозила смертельная опасность.

Ему было трудно осознать, что они, такие слабые и беззащитные, жили в ее сердце, стали частью ее существа. Их подстерегала гибель от жажды, от кораблекрушения. И никто не заслуживал так, как они, ее полного самопожертвования.

Сидя на палубе, Анжелика вспоминала, какие необыкновенно нежные слова он говорил ей накануне. Онорина пристроилась у нее на коленях; Лорье, Северина и белокурый Жереми расположились у ее ног. Одни дети играли и тихо смеялись, большинство сидели молча.

Они сгрудились вокруг нее, похожие на гусят, которые инстинктивно прячутся от грозы под материнским крылом. В каждом из них ей чудились Кантор, Флоримон. «Мама, надо уходить! Мама, спаси, защити меня…»

Перед глазами Анжелики возникло бледное, безжизненное лицо малютки Шарля-Анри…

Нет, к взрослым у нее теперь не было ни малейшего сострадания.