Анжелика в Новом Свете - Анна Голон, Серж Голон

Тогда она медленно поднялась и освободила его. Ирокез, не спуская с нее глаз, повернулся на бок и затем с кошачьей ловкостью вскочил на ноги. Он даже не стал поднимать свой топор. Неподвижный и безоружный, он стоял, разглядывая Анжелику.

— А ты супруга Текондероги?

И так как Анжелика не поняла, он пояснил:

— Человека Грома, того, по чьей воле взлетают в воздух горы и кому принадлежит Катарунк?

Она утвердительно кивнула.

— Тогда веди меня к нему! — сказал Уттаке.

Люди, бросившиеся на помощь Анжелике, с оружием в руках быстро поднимались на холм; вдруг сквозь мрак, который уже начал окутывать горы, они заметили две приближавшиеся к ним фигуры. Все почувствовали огромное облегчение, когда в одной из них узнали Анжелику. Но тут же все насторожились, разглядев, кто шел рядом с ней. Видимо, в эту минуту в груди у многих поднялось то смутное чувство страха и растерянности, которое, должно быть, некогда испытывали те, кто смотрели, как спускается с гор одна из легендарных святых, ведя за собой закованное в цепи страшное огнедышащее чудовище, наконец усмиренное и ставшее безопасным. Впрочем, сейчас было отчего испугаться и растеряться, ибо тот, кого вела за собой Анжелика, был существом необыкновенным. Жаркое, прерывистое дыхание раздувало его татуированную грудь, а расширенные зрачки сверкали, словно горящие угли. От него исходил запах звериного логовища. Уттаке выглядел еще более свирепым и могучим рядом с изящной фигурой женщины, которая шла впереди него. Кое-кто из людей де Пейрака, хотя все это были видавшие виды моряки, попятились. Металлаки во весь дух бросились за оружием, собираясь устроить засаду. Они предупредили об опасности своих жен, и те, снова взвалив на плечи детей, котлы и всякую снедь, потащились в лес.

— Это Уттаке, вождь могавков, — представила его Анжелика. — Он один и хочет вести с вами переговоры. Я обещала сохранить ему жизнь.

Все молча смотрели на непримиримого вождя могавков. Уттаке желал вести переговоры… Это было невероятно! Тот, кто встречал его раньше, конечно, тут же узнал его крепкую фигуру, словно сжигаемую изнутри затаенным диким пламенем, которое и придавало ему эту силу.

Да, это был он.

И от одного его присутствия всем становилось не по себе. Барон де Модрей что-то спросил у него по-ирокезски, и Уттаке коротко ответил ему. Модрей так и подскочил на месте.

— Он говорит, что Сваниссит недалеко… Я это знал. Я шел по его следу. Запах этой старой лисицы не обманул меня. Наконец-то эти проклятые варвары в наших руках.

— Замолчи, — оборвал его Никола Перро. — Ты забываешь, что послов не оскорбляют.

— Это посол?! Это злейший враг, господа, который проник в наш лагерь. Я не верю ни единому слову, вылетающему из его глотки.

Ирокез не дрогнул. Потом он заговорил и все были поражены тем, что он почти безукоризненно владеет французским языком.

— Где Текондерога, Человек Гром? Это ты? — спросил он, обращаясь к де Пейраку. — Да! Я тебя узнал. И приветствую тебя. Я Уттаке — вождь могавков. Сваниссит, сенека, верховный вождь союза ирокезских племен, хочет мира с тобой. Я пришел от его имени предложить тебе союз и попросить твоего посредничества при переговорах с французами, чтобы они разрешили нам переправиться через Кеннебек.

Граф де Пейрак поднес руку к шляпе, на которой вечерний ветер развевал черные и красные перья. Он снял ее и очень низко склонился перед индейцем, как перед желанным и высокочтимым гостем.

«Я знал, — рассказывал после Уттаке, — что белые склоняются так только перед королем. И когда этот белый человек поприветствовал меня таким низким поклоном, я почувствовал, как вспыхнуло мое сердце, это зажегся в нем огонь дружбы».